— Само собой, барон, — Самуэль позволил себе лёгкую улыбку самым краешком губ, — разве сумерки не прекрасны?
— Они всегда восхитительны, племянник, — названный бароном перешёл на фамильярный тон, тоже улыбнувшись. Впрочем, вкупе с его клыками, улыбка смотрелась несколько… угрожающе.
— Да, всегда, дядя, и я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты скажешь: "все сумерки прекрасны". Но сегодня это не так, и сегодняшняя ночь будет другой, я чувствую это.
— Не знал, что ты такой романтик.
— Вы многого обо мне не знаете, дорогой дядя. Впрочем, как и мой отец, — секунду подумав, добавил виконт.
— Ну, у любого вампира должны быть свои тайны. А у нашего рода — в особенности. Что будем делать с очередной командой Избранников? — вампир постарше перешёл на деловой тон.
— Предлагаю сделать, как обычно, без импровизаций. Если они смогут хотя бы нас учуять, то пусть идут дальше, выполнять задание своего Хранителя. А вот если нет, — юный вампир улыбнулся и классическим движением провёл ребром ладони по своему горлу. При этом его глаза сверкнули алым в быстро сгущающихся сумерках.
— Ты прав, Самуэль. Сделаем, как обычно. Должны же мы быть очередным испытанием на пути этих юнцов. Великое Соглашение, чтоб его, — старший вампир презрительно скривился, всем своим видом показывая, где именно и на каком месте он это соглашение вертел.
И уже через пару секунд окрестный лес, утопающий в сумерках, пополнился двумя новыми тенями. А может, это всего лишь было игрой стремительно угасающего света…
Глава 29 У костра
Первым разговор начал Том, оно в принципе неудивительно — деятельная натура полурослика не позволяла тому долго пребывать в благодатной праздности. А раз делать сейчас нечего особо, то почему бы и не пообщаться, тем более что именно Тому стоять первую стражу.
— Э, босс, я чисто навязываться не хочу, ты не подумай там чего, но мне вот интересно, а почему именно наемница?
— А что не так?
— А как же мировоззрение?
— Том, повторюсь, что не так?
— Ну наемницы там, типа, должны обворовывать, бить в спину, добивать слабых…
— Нести чушь перестань, — доселе сидящий с полуприкрытыми глазами, Молчун, удивил нас всех резкой отповедью в адрес полурослика, — у вас, неумирающих, в отличие от нас, мировоззрение проявляется на пятом уровне развития.
— И? — кажется, Том всерьёз заинтересовался поднятой им и получившей неожиданное продолжение темой.
— Вот тебе «и», — передразнил Муграб, — наемник не обязан быть добрым и законопослушным. Единственное, что действительно обязательно для воина образов — следовать мировоззрению выбранного бога. Нести волю своего образа. Ну и собственное понятие справедливости. Правда, последнее по желанию.
— А паладины, там, монахи, друиды?
— Паладин не обязан быть добрым, бард не обязан склоняться к хаосу. Образы сами подтолкнут своего избранника по уготованному пути.
— Это как так? — при мысли о том, что меня кто-то как-то к чему-то будет подталкивать, да ещё и не посоветовавшись предварительно со мной, волосы встали дыбом. На всех местах.
— Например, — продолжил наш жрец, — наемница Андаинга изначально нейтрален. Потому как смерть нейтральна — она не добрая и не злая, и в урочный час придёт за каждым. И, значит, такому наемнику будут чаще встречаться просьбы о помощи в упокоении немёртвых. Эльфы ночи тоже, по сути своей, нейтральны, как и жрецы Ваукина. Потому как деньги нужны всем — и плохим, и хорошим.
— А разбойники, там, воры, убийцы? — мне кажется, что Том прямо-таки кровно заинтересован в развитии данной темы.
— Вставшие на путь грабежей, убийств, насилий так или иначе открывают свою душу для хаоса и тьмы. Хотя и тут бывали исключения, — Молчун задумался о чём-то своём, попивая остывающий взвар.
— А что за исключения?
— Например, был когда-то в нашем мире такой разбойник — Робин Хороший Малый. Тот ещё прохвост. Так вот, он грабил. Грабил умело, с огоньком да с выдумкой. Но только богатых, тех, кто, по его мнению, наживался на простом люде. А затем раздавал деньги неимущим, нищим, обиженным. И простые разумные его очень любили и уважали. И помогали часто. Так вот, тот разбойник, был добрым, но хаотичным.
Я аж поперхнулась от такой интерпретации древних английских баллад, переложенных Вальтером Скоттом на прозу в виде романа.