Родионыч улыбнулся одними уголками губ: – Хватит кривляться. Пусть Михаил расскажет. Тока мы чтоб без дела время не терять ветки собирать будем. Надо и клад замаскировать и для костра дров добыть. Мы тут ещё три дня жить будем.
Медленно перемещаясь по берёзовой роще, и снося валежник к яме, все вслушивались в то, что говорит историк.
– Начну издалека, иначе не понятно будет. Ещё дед Ивана Васильевича IV, Великий князь Московский Иван III, начал соединять княжества вокруг Москвы. Процесс сами понимаете, не бескровный был. Дворяне, как сословие служилых людей за счёт выслуги в этих военных кампаниях приобретают определённое привилегированное положение, по сравнению с классом бояр, которые тяготеют к старым феодальным, раздробленным порядкам. Для создания противостояния крупным боярским родам и пресечения возможных вооружённых мятежей, вокруг Москвы Иван IV раздаёт поместья огромному числу дворян, готовых прийти на помощь царю. В 1565 году учреждается опричнина, по которой идёт прямое управление страной через доверенных дворян. Кстати, слово «опричный» обозначает в переводе с древнерусского «отдельный». То есть у царя появилась отдельная личная гвардия из отобранных людей. Во времена Ивана IV их называли «люди государевы». Слово «опричник» к ним прилепил Карамзин, когда написал свой труд «История Государства Российского». Он как прозападный историк и масон вообще много там чего спорного понаписал, но я сейчас не об этом. Опричнина, центром которой являлась Александровская слобода, больше походила на монашеский орден по своему устройству. Прямое подчинение царю, который был по совместительству игуменом, исполняющим ряд монашеских обязательств. Для членов опричнины было обязательным ношение чёрной одежды: кафтан, штаны, шапка. Собственно на Богдане вы это всё видели. Питание на совместных братских трапезах согласно, церковного предписания и регулярные молитвы на Богослужебных обрядах. Единственное отличие от монахов, они имели право носить и применять оружие.
– Что-то у нашего опричника я оружия кроме топора не заметил, – хмыкнул Вениамин. – И про собачьи головы с мётлами ты пока не разъяснил.
– Ах, да. Голова собаки в значении, что кусают как собаки, а метла, что выметают из страны всё лишнее. Так вот, нет прямого доказательства того исполнялось ли это буквально или относилось к метафоре. Современники упоминают лишь о том, что для отличия людей государевых к их колчану со стрелами привязывалась кисточка на палке, – неторопливо добавил молодой историк.
– Я так и не поняла, Коля в хороших руках или плохих? – по-детски поджала нижнюю губу Полина.
– У человека всё в собственных руках находится, детка. Коля не малышок. Он такой же избранный, как и мы. Только прошу, чтобы от слова «избранный» ни у кого не было неверного толкования и головокружения. Это, прежде всего, про ответственность, – мягко проговорил Родионыч.
Коргоруш вздохнул: – Темнеет. Яма с добром укрыта. Костёр разведён. В силках зайцы. Всё обустроено для ночлега. Дальше вы и без меня справитесь. Пора мне к художнику нашему наведаться. Так спокойнее всем будет.
Полина расплылась в улыбке: – Ты там тоже осторожно, пожалуйста.
– Делай, как знаешь, – махнул рукой Родионыч.
На глазах изумлённых товарищей Коргоруш завертелся волчком и исчез.
– Что за работенка у меня стала? Подопечные так и рвутся залезть в какую-нибудь темницу! – ворчал Коргоруш, пробираясь сквозь кусты малины, заполонившей сад.
– Уровень тебе подняли, вот и хлопот поприбавилось. Жил бы как все, так и забот не знал, – прокряхтел косматый домовой боярского терема, раздвигая перед собой очередные заросли среди хозяйского скарба.
– Это я понимаю. Ты вот что скажи. Мы прыгать можем и через расстояние далекое и через стены проходить знаем как, однако ж за собой этих вот протащить не можем, – указал лапой на окно овощного подвала Коргоруш. – Есть ли у тебя тут проход, где потаенный?
– Обижаешь. Конечно, имеется. Мы по нему сейчас к ним и выйдем, проверим как раз, что там. Давно я этой тропой не ходил.
– Да уж давненько, – фыркал Коргоруш стряхивая с себя мусор, нацепившийся при прохождении через захламлённые старой утварью дебри, которыми повёл его местный, смотрящий за домом.
Коля с трепетом прошептал: – Мёртвый что ли?
Богдан наклонился и посадил человека к стене. Это был сухонький мужичок, одетый в длинный кафтан. Богдан похлестал его по щекам. В бледном мерцании света факела заблестели мудрые глаза.
– Что с тобой отче? – с теплотой в голосе спросил Богдан.