— Его забрали духи нижнего мира. — Она улыбалась легко и отстранённо.
— Чёрт! Так просто? Просто умер?
— Непросто. Он умер в мучениях. Сгнил заживо.
— Сгнил?
— У него началось заражение от ран, нанесённых вашей подругой. Крепкое молодое сердце боролось за жизнь, и, приди к нему кто-нибудь на помощь, то, возможно, всё могло бы закончиться для него по-другому. Но… — Ванда полезла в карман и вынула оттуда фигурку Тупилака. Размахнулась и бросила деревянного монстра на зыбкий, растопленный солнцем лёд озера. Тонкая корка треснула, и злой озёрный дух, несколько секунд поболтавшись на поверхности, пошёл ко дну.
— Это как так? — удивился Вадим. — Он же деревянный.
Ванда улыбнулась.
— Ушёл к своим.
— Вы были там? Вы видели его? — не унималась Лена. — Видели его мёртвым?
Ванда наклонилась, провела ладонью по водной глади, обтёрла лицо.
— Всё в этом мире предопределено. И это так очевидно. Люди, приходящие в него, кажутся неразумными детьми, падкими на глупые сказки о том, чего им никогда не понять, — пробормотала Ванда и развернула снегоступы в сторону чащи.
Сгорбленная фигурка в старой кацавейке, протаптывая рыхлый снег, тащила ведро с осколками льда в свою ветхую лачугу, не ощущая времени, не строя планов на будущее и не делая ничего, что могло бы их осуществить. Время было частью её мира. Она не замечала его, как не замечаешь воздух, который есть, или любовь близких, присутствие которых воспринимается как данность. Как свет солнца, пока ты можешь видеть этот мир вокруг себя, прикасаться к нему, чувствовать его надежную теплоту и прочность.
Даже если этот мир состарится и обратится в золу, и некому будет накормить его, чтобы вернуть силу, в беспроглядной темноте Вечности несокрушимо пребудет что-то, что позволит миру воспрять и возродиться с новой силой и новой надеждой. Ей ли, дочери шаманки, этого не знать.
Эпилог
Маленький ангел сидел на краю облака, свесив маленькие босые ножки, которыми ему не довелось ходить по земле. Он смотрел вниз, на далёкую, подёрнутую синеватой дымкой землю, и думал о счастье. Там, на земле, он был бы ребёнком. У него была бы мама. Были бы её тёплые руки, её нежный голос и добрые чёрные глаза. А ещё у него был бы огромный светлый мир и целая жизнь, чтобы узнать, насколько этот мир велик и прекрасен. Но его маму убила чужая рука, и его маленькая трёхнедельная жизнь закончилась, не начавшись. Так он стал ангелом.
Ветер треплет его русые волосы, он смотрит вниз на худого высокого мужчину в исландском свитере и вальтовке, который прижимает к себе пухлую девицу в оранжевой куртке с красным хвостиком волос в отверстии разноцветной боливийской шапочки. На пожилую даму в старомодной шляпке и развивающемся на ветру жёлто-сером капроновом шарфике, прогуливающуюся под ручку с длинноногим, похожим на обезьяну, мужчиной в синей парке. На невысокую женщину в милицейской форме, которая отчитывает ухмыляющегося в бородку «бальбо» тощего мужчину в коричневой дублёнке. На склонившуюся над озером красивую рыжую девушку в белой куртке и такой же белой шапочке и нежно смотрящего на неё мужчину в чёрной куртке. И улыбается. Потому что знает — Мир добр и прекрасен, но только до тех пор, пока люди там, внизу, верят и помнят, что Миром правит Любовь.