Время идет, ни одной копейки заработать Дине не удается, Карина тоже без работы. Вместе они нашли работу в Рузе, в доме культуры, где Карина устроилась режиссером народного театра, а Дина — руководителем детского хореографического кружка. А потом Карина вышла замуж, собралась менять квартиру, уговорила кого-то из знакомых заключить с Диной фиктивный брак, чтобы она получила прописку и могла бы устроиться на работу в Москве. Тот человек согласился не бескорыстно: пришлось продать последний американский подарок, золотой браслет с громадными рубинами и с алмазами в платиновой оправе — это была вещь! Получив прописку, Дина моментально устроилась конструктором в КБ цветной металлургии. Работа появилась, но жить по-прежнему негде. Небольшая зарплата в КБ не позволяла снимать жилье, но Дина нашла выход. На «Водном стадионе» жила коммунистка с дореволюционным стажем, ей уже тяжело было выходить, и она взяла к себе Дину, чтобы ухаживала, уход был платой за комнату. По впечатлениям из конструкторского бюро на придуманный сюжет Дина написала новую пьесу: конструктор-альпинистка идет в горы, там гибнет, а мужчины-сослуживцы ее вспоминают, каждый из них был к ней неравнодушен.
Обратите внимание — снова о смерти: героиня погибла в горах. И снова ненавязчиво, но упорно: любовь к жизни — это эстафетная палочка, только не урони, подхвати и неси ее другим. Так подхватил ее одесский безрассудный солдатик из рук убитого старшины, так подхватывает ее девчонка, пришедшая в конструкторское бюро на место погибшей альпинистки.
Динин оптимизм — это вера в непрерывную эстафету добра и любви.
С Диной к тому времени я стала очень дружна, знала о каждом ее шаге, как и она о моем. С Владимиром Семеновичем мы расстались, я переехала на Беговую, это близко от «Водного стадиона», мы виделись с Диной почти ежедневно. И вот я снялась в телеспектакле для первой в СССР трансляции цветного телевидения, и Дина пришла смотреть. Кто-то из соседей дал цветной телевизор, пришли моя младшая сестра с подругой и наш к тому времени хороший друг художник Калиновский. Посмотрели мы в цвете эту ерунду, попили чаю, Гена ушел первым, и Дина в дверях, застегивая свое пальто из одеяла, мне говорит: «Пожалуйста, сообщай мне, когда у тебя бывает Геннадий. Я хочу за него выйти замуж». Моя сестра и ее подруга расхохотались, дескать, на что она претендует, эта нищая провинциалка. Через неделю Дина стала женой Калиновского.
Ничего удивительного я тут не вижу. Мы с Владимиром Семеновичем всего-то два часа были знакомы перед тем, как решили пожениться. Удивительна была только Динина смелость, как она решилась сказать такое в присутствии двух молодых красивых девчонок! Они были значительно моложе ее, ухоженные, прекрасно одеты и считали, видимо, что это ими, а никак не ею может заинтересоваться художник.
Был шестьдесят девятый год. Познакомились они в марте, семь дней спустя она к нему переехала, а расписались — в сентябре. Ей еще нужно было расторгнуть фиктивный брак, а тот человек не давал развод, его дом собирались сносить, и на двоих — перспективная молодая семья! — он мог бы получить большую площадь. Но тут уж Карина как-то надавила, пригрозила, застращала, и он сдался.
Геннадий был на пять лет старше Дины, к тому времени разведен, дочка осталась с женой, он жил один. Купил кооперативную квартиру в центре Москвы, обустраивал ее, был свободен и вроде бы не собирался ни на ком жениться. Перед тем у него одна за другой вышло несколько очень удачных книг, сборник японских сказок, «Винни-Пух», еще что-то. Дина произвела на него сильное впечатление, он быстро понял, какой она писатель. Стиль, язык, внутренний ритм прозы он чувствовал, может быть, еще лучше, чем линию и цвет, поэтому и стал хорошим иллюстратором. Когда Дина к нему переехала, она только-только стала задумываться об истории ее мамы и дяди Гриши. Из этого потом родилась знаменитая повесть «О суббота!», в ее основе события, случившиеся в Одессе в семье Берон. Дина как-то начала рассказывать, что хочет написать, а Геннадий говорит: «Зачем ты рассказываешь? Садись и пиши». А она в это время ходила на службу в свое КБ. Когда Дина написала первую главу, страничек шесть на машинке, и прочла нам, Гена сказал: «Ты должна уволиться с работы и писать. Это роман века».
Он оценил уровень ее прозы. Еврейской крови у него не было, все в роду русские, только дед со стороны отца из польских дворян. Задолго до революции дед был выслан из Польши в Россию. Гена родился в 1929 году в Ставрополе. Еще шла война, когда Третьяковская галерея организовала лицей-интернат для одаренных подростков, Гена попал туда лет в двенадцать-тринадцать, жил в общежитии при Третьяковке. После лицея он с блеском окончил институт имени Сурикова. Художники Кибрик и Дехтерев рекомендовали его в «Детгиз», где он много и успешно работал.