Выражение «местное руководство» звучало обычно в его устах так, словно оно было несмышлёнышем перед ним, мудрецом и провидцем.
— Будете теперь, — продолжал он с ухмылкой, — надо всей областью спортивный начальник. Удельный князь северостальский и прочая, с чем и имею честь поздравить.
— Отдаёте меня? — обомлел Парамонов и, розовый после полка, аж побледнел. — А сколько дел задумано! Открытый бассейн собираемся строить, с подогревом, как в Москве… Пансионат… С теплоходом дело на мази… Убей бог, Алексей Фёдорович, мне не понять!
— А чего не понять? — Залёткин втянул в себя новую чашку чаю и выдохнул пар. — Хорош чаёк! Что же вы в него добавляете — мяту, что ли?.. А понимать тут надо, Пугачёв, что уж больно ты Пугачёв. Больно партизанишь. То землю чужую норовишь прирезать, с ГАИ меня поссорить. То профсоюзного деятеля выгнал взашей. Не много ли опять берёте на себя, товарищ Парамонов, не закружилась ли слабенькая ваша головка?
Он имел в виду два обстоятельства, мелких, хотя и скандальных. Парамонов, во-первых, собирался — чего и не скрывал — копать открытый бассейн на месте платной автостоянки. Рядом с водноспортивным комплексом уж явно она находилась не на месте. Во-вторых, месяца полтора назад председатель облсовпрофа, хлебосольный мужчина, принимавший комиссию из центра, в воскресенье готовил пикничок, но пошёл дождь. Ввиду этого гости были доставлены для веселий и забав — в помещение «Паруса», а Парамонову последовало срочно свернуть остальные мероприятия и удалить посторонних. Парамонов, как на грех, отсутствовал, но телефонную связь, как всегда, поддерживал. И когда дежурный по смене инструктор Саня Алексеюшкин доложил ему о происходящем, Емельян отозвался коротко: «Гони вон», что и исполнил двухметроворостый Саня с суровой миной и соловьиными трелями в душе. Профсоюзный бог бегал жаловаться в обком, оттуда звонили Залёткину, однако Алексей Фёдорович сказал, что «пострадавшего» не только из бассейна, а из служебного кабинета следует попереть за боярские гулянки. Ограничились, правда, устным внушением Парамонову.
Так что всё это, понимал Емельян, для Залёткина, как говорится, «семечки», а «собака зарыта» в другом месте.
— Работаете вы неплохо, — говорил Алексей Фёдорович. — Рентабельно. Даже доход кое-какой имеется. Мы с ваших отчислений могли бы пролёт отремонтировать. Уж не говорю о пользе для народа. И всё-таки, Пугачёв, ты у меня сейчас — гвоздь в башмаке. Небольшой такой гвоздик. Много к себе внимания привлекаешь. Ах, «Парус», инициатива, новаторский подход — в газетах пишут, по телевидению показывают. Того гляди, созовут всесоюзный симпозиум… Хочешь не хочешь, повышенное внимание и к комбинату. А нужно ли нам на данном отрезке это внимание? В момент, когда, не буду скрывать, предстоят трудности. Когда мы — очередь за очередью — встанем на реконструкцию. Притом не снижая ни темпов, ни объёмов. Словом, на данном отрезке задача — уйти, елико возможно, в тень. На что ты, Пугачёв, не способен — шумная у тебя натура. И не прогневайся — это я сегодня заинтересован отделаться от тебя. Я заинтересован, чтобы «Парус» работал как работает. Не хуже, но и не лучше. Видишь, я с тобой откровенен предельно. Поймёшь — не поймёшь, обидишься — не обидишься, всё равно сделается по-моему.
— Инерцией чтобы жил наш «Парус», — горько упрекнул Парамонов.
— Начала механики надобно знать. Старика Исаака Ньютона — не дурак был старик. Всякое тело продолжает удерживаться в своём состоянии покоя или — заметь! — равномерного и прямолинейного движения… Покуда и поскольку ему не помешают. А помешать не дадим. Сиречь, инерция — полезная в иных случаях штука, ибо одними только толчками и рывками дело не делается. А вы, Емельян Иванович, вообще-то излишне склонны к толчкам и рывкам, о чём советую поразмыслить на досуге. Хотя за полученное ускорение низкий вам поклон.
— Мать честна, как же вы меня под корень-то срубили!
Он вскочил и забегал по предбаннику.
— А не зажирел директор, — с удовольствием констатировал Залёткин. — Сухощавый. Вот что значит лёгкая нога. У меня, знаете ли, примета: как кто из командного состава стал жирком заплывать, надо к его участку присмотреться. Это мне, пожилой щуке, надлежит быть толстой, сидя на КП, чтобы караси не дремали.
Парамонов не слушал его откровений. Парамонов ерошил, терзал свою чуприну.
— Ну, положим, положим, у вас я на данный момент гвоздь. А им — области? Я ведь и их могу допечь!