На прощание я решила что-нибудь подарить подругам.
Собираясь в последний раз в школу, я выбрала две самые любимые грампластинки, чтобы вручить подругам на память о себе, но на выходе отец остановил меня.
— Куда ты идешь с пластинками? — спросил он, схватив меня за руку.
— В школу, — испуганно выпалила я.
— Значит, в школу. У вас в школе теперь танцуют? — язвительно спросил он.
Я отрицательно помотала головой.
Два раза больно стиснув мне предплечье, он велел возвращаться в комнату и ждать. Я подчинилась и, заливаясь слезами, ожидала, каким будет приговор. Я не понимала, за что меня накажут ив чем моя вина. Пришел отец с длинной палкой, специально предназначенной для наказаний.
Палка или ремень — это единственное, что я могла выбирать. Я умоляла его не бить меня, обещая быть послушной и навсегда забыть о музыке. Но все было напрасно.
— Комедиантка! Единственное, что ты умеешь, так это разыгрывать спектакли, — ревел он. — В последний раз спрашиваю: ремень или палка?!
Дрожа от страха, я указала пальцем на ремень его брюк, и он сильно ударил меня с дюжину раз. Казалось, он получает от этого удовольствие. Затем он разбил пластинки и вышел, громко хлопнув дверью. Я услышала, как он крикнул матери:
— Твоя дочь носит в школу пластинки! Вот они, эти современные школы: одни танцы на уме! Ну ладно, ты у меня тоже потанцуешь! Обещаю!
В школу я больше не ходила. Земля для меня перестала вращаться: я лишилась единственной возможности выходить в мир, потеряла подруг. Мне даже не позволили с ними попрощаться. Жизнь для меня остановилась.
Даже написать прощальные письма им я не могла — у меня не было их адресов. Что они подумают обо мне?
Что я бесчувственная эгоистка?
Отрезанная от внешнего мира, я в одиночестве оплакивала свою судьбу. Но вскоре я почувствовала необходимость хоть с кем-то поделиться своим настроением, и как-то после обеда отправилась в кухню к матери с намерением выговориться. Вместо утешения мать, заметив мои красные от слез глаза, стала потешаться надо мной:
— Мадемуазель плачет! G чего бы это? Ах, ну да. Тебе ведь уже не надо рано вставать и идти в эту дурацкую школу. Но ведь ты сама виновата. Зачем ты потащила в школу пластинки? Вытри сопли и прекрати разыгрывать комедию! Когда-то ты еще спасибо скажешь мне и отцу за то, что мы правильно тебя воспитали. Ты еще молодая и глупая. Сама не знаешь, что творишь.
Неужели это и было правильное воспитание?
По хозяйству матери помогали две служанки. Одну из них, девушку лет семнадцати, звали Салима. Она мне сразу понравилась, и мы часто болтали о всяких пустяках.
— Как тебе повезло, Самия! У тебя одной целая комната. А я сплю с семью братьями и сестрами в одной комнате размером с твою, — тараторила Салима во время уборки у меня.
— Ошибаешься. Чего-чего, а везения у меня нет. Да, у меня есть своя комната, но у меня нет главного.
— Что еще может быть главнее того, чтобы есть досыта, жить в прекрасных апартаментах и не работать на других?
— Этр не главное, поверь мне. Что с того, что у меня есть, если я не могу выйти из дома, как ты, не могу работать, как ты, не могу общаться с разными людьми?
— Тебе нельзя выходить?! Ничего себе!
— Нельзя выходить, нельзя одеваться, как хочется, нельзя носить прическу, которая нравится.
— Почему?
— Я должна стать хорошей женой и благочестивой мусульманкой. Ни один мужчина не имеет права смотреть на меня. Я должна беречь себя для мужа.
— Этого требуют твои родители? — удивилась она.
— Да. И по-твоему, это счастье?
— Не хотела бы я оказаться на твоем месте. Мне очень жаль тебя, правда. И ты ни разу ни в кого не влюблялась?
— Тише, не так громко, услышат. Ну, не знаю… может быть… раз.
— Ага, маленькая скромница! И кто же он?
— Он смотрел на меня из окна.
— Как романтично! А как его зовут? Сколько ему лет?
И как вы встречаетесь, если тебе нельзя выходить?
— Забавно, но я не знаю ни его имени, ни возраста.
Мы ни разу не разговаривали. Все, что я знаю, — это то, что он военный, ему около тридцати.
Салима рассмеялась.
— Ты не знаешь его имени, ни разу с ним не разговаривала. Тогда с чего ты взяла, что он в тебя влюблен?
— Просто знаю и все, — уверенно заявила я. — Он садится у окна в одно и то же время и постоянно смотрит в мою сторону. Это так волнительно.
— Мечтать не вредно. Вот только в жизни все иначе.
Поверь мне, главное — это реальные шаги. Хочешь, я передам ему записку?