Спокойным, исполненным важности голосом судья открыл заседание. Он представился и попросил нас сделать то же самое. Адвокат четко назвала свое имя и профессию. Настала очередь моя и дочерей. Я сидела на стуле согнувшись, и когда судья обратился ко мне, я почувствовала, как по спине потекли холодные струйки пота.
— Мадам Рафик, я ознакомился с вашей историей, но хотел бы еще раз услышать ее лично от вас. Во времени вы не ограничены, мы вас слушаем.
Я должна была рассказать о своей жизни человеку, которого совсем не знала, но от которого зависела моя судьба и судьба моих детей. Совершенно чужой человек, которому я должна довериться. А как он относится к женщинам? Любит ли он детей? Я старалась не думать об этом, боясь потерять остатки хладнокровия.
Я глубоко вдохнула. Последние дни перед заседанием я не раз вспоминала всю свою жизнь и объясняла самой себе причины, почему я хочу остаться в Квебеке. У меня могло получиться. Как спортсменка-нырялыцица, которой предстояло сделать свой первый прыжок, я бросилась с трамплина. Я начала свой рассказ. Не без эмоций я описала характер каждого из моих родителей: абсолютную авторитарность отца, страдания маленькой мусульманской девочки, изгоя в своей семье. Я описала свадьбу по принуждению, плохое обхождение мужа. Рассказывая, как у меня отнимали первенца, я не могла сдержать слез.
Я говорила о своем желании развестись с мужем и о гневе моих родителей, которые заточили меня и детей в кладовой, лишь бы я одумалась.
Мои слова лились свободно, как река, а я испытывала сильную жажду. Я осушила полный стакан воды, который поставили на столе передо мной. Судья и его помощница внимательно смотрели на меня, но их лица оставались непроницаемыми. Адвокат подбодрила меня приветливой улыбкой.
Потом я рассказала о своем втором браке с военным и о тех унижениях и угрозах, которые вскоре за этим последовали. Я описала экстремизм фанатиков, царящую в Алжире обстановку террора, чтобы получше обосновать решение бежать во Францию. Потом я рассказала о скитаниях в Париже, решении эмигрировать в Канаду.
В тот момент говорила не я, говорило мое сердце. Я ничего не опустила, описывая унижения, оскорбления, угрозы, на которые мы были обречены, живя в постоянном страхе. Судья должен был понять, какие страдания выпали мне и детям и почему мы так рады оказаться в этой стране.
Я сделала паузу, переводя дух. В зале воцарилась тишина. Я чувствовала себя усталой и опустошенной. Судья взял инициативу в свои руки.
— Благодарю вас, мадам Рафик, у нас к вам есть несколько вопросов.
Я сцепила руки, чтобы чувствовать себя увереннее.
— Вы говорите, что у вас были очень строгие родители. Вам позволяли иметь подруг?
— Ни одна из моих подруг не бывала у меня в гостях.
В школе у меня были подруги, но все вечера я проводила дома в одиночестве. Мне было запрещено ходить к кому бы то ни было.
Ассистентка судьи прочистила горло. Я поняла, что она собирается задать мне вопрос. Мои руки стали холодными как ледышки.
— Почему вы не потребовали развод перед тем, как решили предпринять первую попытку покинуть Алжир?
Так бы у вас было больше шансов пересечь границу, — спросила она ледяным голосом, буравя меня взглядом.
— Я не могла требовать развод. В Алжире женщина не имеет права требовать развод!
— Тем не менее мне известны алжирки, которые потребовали развод и получили его.
— Хотелось бы с ними познакомиться. Увы, это невозможно. В Алжире ни одна женщина не получит развод, если этого не хочет супруг. И наоборот, мужчина может решить, разводиться или нет, не спрашивая об этом у своей супруги. Извините, но я с вами не согласна, — теряя контроль, ответила я.
— Я хочу поддержать свою клиентку, — вмешалась адвокат, чтобы положить конец дебатам. — Мой муж алжирец, и он рассказывал мне об обычаях, которые царят в той стране. Женщина в Алжире не может развестись без согласия своего супруга.
Вопросы сыпались без остановки — мне казалось, что они никогда не закончатся. Словно я бежала невероятно долгий марафон. Нужно быть собранной, чтобы правильно выражать мысли. Каждое слово могли истолковать неправильно и повернуть против меня самой. Прежде чем ответить, я каждый раз думала о детях, судьбы которых зависели от моей собранности. Их образы позволяли мне сконцентрироваться. Даже самая ничтожная ошибка могла все испортить.
В полдень объявили перерыв, и мы отправились перекусить. После длинной речи мое горло пересохло, а усталость валила с ног. Адвокат так и не смогла определить настроение судьи, настолько тот был непроницаем, но она подбадривала меня. Ее снова тронула моя история, поэтому она надеялась, что то же испытывал судья. Это воодушевило меня.