— Нет. Это слишком опасно. Если родители узнают, они меня убьют.
— Неужели они такие строгие?
— Поверь. Честь для них превыше всего.
— Ты никого не обесчестишь, если поговоришь с тем парнем, — возразила моя собеседница.
— Тебе кажется, что в этом нет ничего особенного, но мои родители смотрят на мир несколько иначе, Я должна быть покорной.
— Бедняжка! Извини, но я должна продолжить уборку. Захочешь еще поболтать — всегда к твоим услугам.
Договорились?
— Спасибо, Салима. Так хорошо, что ты здесь. Я больше не чувствую себя такой одинокой.
Я выглянула наружу, но, увы, в окне напротив никого не было. Жаль! Видеть его было для меня спасением.
Я воображала страстные разговоры о любви с моим прекрасным принцем. Это был способ ненадолго забыть о жестокости, окружавшей меня. На несколько секунд я поверила, что счастлива.
Постепенно я привязалась к молодой домработнице, но мать не видела ничего хорошего в нашей дружбе.
— Никогда не забывай, что ты дочь господина Шариффа, а дочь господина Шариффа не станет знаться с прислугой. Она может плохо повлиять на тебя. Надо чтобы никто не сбил тебя с пути истинного и не испортил твоей репутации. Ты невинна и должна такой и остаться.
Вот когда выйдешь замуж, тогда и будешь встречаться с подругами, если только муж позволит.
Я продолжала общаться с Салимой, но втайне, лишь в те минуты, когда она убирала мою комнату. Она была единственным человеком в доме, который знал, что лежит у меня на сердце.
Прошло несколько дней, и мать сообщила приятную новость — на каникулах я поеду во Францию, в гости к тетушке по отцу, а остальная часть семьи будет отдыхать на нашей вилле на берегу моря, неподалеку от Барселоны.
— Довольна?
— Конечно, мама. Я так соскучилась по Франции!
Я была совершенно искренней. Детские воспоминания поглотили меня. Какое счастье снова увидеть Амину, мою лучшую подругу! Давно я не испытывала подобного счастья. Впрочем, вскоре это чувство сменилось тревогой.
С чего бы это мои родители, которые не разрешили мне продолжать обучение, отправляют меня туда, где не смогут контролировать? Надо расспросить мать.
— Отец хочет сделать тебе приятное. Разве непонятно? — пояснила она. — А ты должна быть паинькой и делать все, что велит тебе тетка.
— А что она велит?
— Не лезь ко мне с расспросами. Узнаешь на месте.
Что-то странное было в этой затее, но я решила не ломать над этим голову. Не хотелось омрачать радость, которую мне доставляла мысль о предстоящем путешествии на свою родину. Может, таким образом отец хотел загладить передо мной свою вину? Ах, если бы это было правдой!
Мать помогала мне упаковывать вещи.
— Тебе понадобится это милое красное платье.
— Разве ты не говорила мне никогда больше его не носить из-за слишком свободного ворота?
— Да ладно тебе. Только идиоты никогда не ошибаются. Бери. Оно тебе обязательно понадобится. Не забудь туфли к нему.
Утром в день отъезда меня разбудил Камель.
— Повезло тебе. Вместо того чтобы ходить в школу, ты едешь во Францию. Как бы я хотел оказаться на твоем месте!
— Какое там везение! Что-то явно готовится у меня за спиной. Ты слышал, как в последний раз со мной разговаривала мать?
— Нет. Я слышал только, как она выговаривала тебя за общение с Салимой. Но это не мешает мне завидовать тебе. Во Франции здорово.
Он взял чемодан и спустился вниз, к родителям. Увидев меня, отец велел переодеть штаны, которые слишком обтягивали, подчеркивая форму ног. Я подчинилась, не желая его злить. Попрощалась с братьями, поцеловала сестричку. Матери, казалось, было безразлично происходящее.
— Поступай так, чтобы тобою гордились. Слушайся тетку. Она будет держать меня в курсе. Теперь иди, не заставляй отца ждать.
В первый раз в жизни я уезжала из семьи. Когда я садилась в машину, мне вдруг стало грустно. Как мне хотелось, чтобы мать обняла меня на прощание! Но с самого рождения я не слышала от нее ни одного нежного слова. Только: «Самия, слушай мать. Самия, слушай отца». И теперь вот: «Самия, слушай тетку». А кто когда слушал или слушает меня? Встретившись взглядом с отцом в зеркале заднего вида, я отвела глаза. Он воспользовался этим для очередного предостережения.
— Если ты едешь во Францию одна, не думай, что все тебе будет позволено. Знай: у твоего отца везде есть глаза.
Я сидела молча, словно завороженная. «Что же такого я могу сделать во Франции? Чего они опасаются?» У меня не было ни малейшего представления. Я хотела увидеть подругу детства, пожать ей руку — только и всего.