Но опять-таки, я же не следил за действием. Так что, вполне возможно, что-то такое и случилось. Мажет, она и разделась, а я это пропустил. Может, она и приставила заряженный пистолет к красивой головке этого перекачанного паренька. Или приказала ему раздеться, приковала его наручниками к водопроводным трубам под раковиной на кухне и засовывала какие-нибудь предметы (я вот думаю о пистолете, но не обязательно) в различные полости его тела (рот или нос, но опять-таки не обязательно). Может статься, что все это и происходило, пока я был занят, раздавая ужин и читая стихи.
Они все говорят, что я невнимателен, но доктор Химмельблау считает, что мне следует научиться игнорировать их, даже если они злят меня.
— Тебе нравится злить людей?
— Ничего не могу с этим поделать, — отвечает Иммануэль Себастьян.
— Может, кто-нибудь поможет тебе с этим?
— Мне не нужна помощь.
— Почему?
— Потому что я не преступник. Мое поведение нестандартно, но оно в рамках закона.
— Оно может находиться в рамках закона, но оно социально опасно.
— И что, это делает меня сумасшедшим?
— Именно так. Если ты выходишь за пределы общественных норм, твое социальное поведение считается ненормальным.
— Да, но это же не преступление. Я выхожу за рамки нормы, а не законности.
— И ты никогда не нарушал закон?
— Нет.
— Никогда?
— Я бы не стал употреблять слово никогда.
— То есть нарушал.
— Думаю, да.
— Что же ты сделал?
— Я убил человека. Но у меня была на то хорошая причина.
— Кем был этот человек?
— Кем? Я думал, что ты — писатель.
— Кто был этот человек?
Я знаю, что сделал ошибку, но Иммануэль Себастьян все-таки идиот, и я не ожидал, что он ценит правильную речь.
— Мой адвокат.
— А в чем была хорошая причина?
— Я не верю в адвокатов.
— Ну так выставил бы его.
— Ну так я выстрелил в него, — улыбается Иммануэль Себастьян.
Я же говорил — идиот.
— Почему ты это сделал?
— Потому что он солгал мне.
— Что он сказал?
— «Не убивай меня. Существует закон, запрещающий убийства».
— А разве его нет?
— Есть, но он гибкий.
— Закон?
— Да. Он изменяется.
— Как он изменяется?
— В соответствии с обстоятельствами.
— С какими обстоятельствами?
— Историческими, общественными, политическими, географическими.
— Например?
— Например, — Иммануэль Себастьян набирает побольше воздуха, — было время, и все еще есть такие места, где закон запрещает заниматься сексом с мужчинами.
Они утверждают, что я — садист, что мне нравится играть роль прокурора для сумасшедших, что я злонамеренно допрашиваю их просто для того, чтобы убедиться в том, что могу их «расколоть». А вот доктор Химмельблау говорит, что я должен делать свою работу несмотря на протесты пациентов. Одна из самых важных целей реабилитации в нашем блоке — научить пациентов поддерживать беседу
— А ты когда-нибудь занимался сексом с мужчиной?
— Нет, — отвечает Иммануэль Себастьян.
— Никогда?
— Я бы не стал употреблять слово никогда.
— Ну и?
— Ну и… Я подцепил девчонок, которые потом оказались — ну понимаешь, — парнями.
— И что ты сделал, когда узнал об этом?
— Ничего.
— Почему?
— Потому что наши отношения уже были на том уровне, когда это не имеет значения.
— И что это значит?
— Было уже слишком поздно.
— Слишком поздно для чего?
— Я уже влюбился в неё.
— Но это уже была не она. Это был он.
— И что?
— Так значит ты занимался сексом с мужчиной.
— Да, но я не знал, что это мужчина.
— А когда все случилось, тебе было все равно?
— Да, потому что так и бывает. Знакомишься с симпатичной девушкой, проводишь с ней время, спишь с ней, а потом ни с того ни с сего она тебе признается, что она или вегетарианка, или коммунистка, или еврейка, или мужчина. Но тебе уже не важно. Потому что ты уже в неё влюблен. Ну как я сказал.
— Но разве тебя не беспокоит, что она не женщина?
— Послушай, — говорит Иммануэль Себастьян. — Она милая, она умная, она красивая. Ну, у неё мужские гениталии. Нет в мире совершенства.
Девять вечера. Мне остался час. Я встаю с диванчика и иду на пост сиделки. В течение примерно двадцати минут я пишу отчет. Я заканчиваю и возвращаюсь в игровую комнату. Все уже разошлись — по всей видимости, пошли спать, и только Амос Ашкенази сидит перед телевизором и смотрит старый фильм Роджера Кормэна. Я сажусь рядом. Винсент Прайс живет со своей юной дочерью в доме, похожем на средневековый особняк. Он встает среди ночи, чтобы сразиться со злым волшебником, который вызвал его на дуэль. Глядя на его сборы, обеспокоенная дочь спрашивает: а не к злому ли волшебнику он идет на битву? «Да, дорогая, — отвечает Винсент Прайс. — Как раз в его замок я и направляюсь».