Деньги, оставшиеся после закупок, я перевел в доллары. С тем расчетом, что хоть в деревеньку, куда переехал, вряд ли прилетят бомбы с ракетами, но почти наверняка прибудут оккупанты - рано или поздно. И тогда, надеялся я, наличие у меня главной мировой валюты может облегчить мою участь. Ведь я вроде как тоже встал на службу верховному американскому божеству. А значит, такой же цивилизованный человек, как эти, которые на “брэдли” и “шерманах” приедут. Ну, или почти такой же. Хотя бы разговаривать с таким будут… позволят откупиться… наверное.
*
А пока я носился между складами, магазинами и обменными пунктами, успела посетить мою голову еще одна тревожная мысль. Не слишком ли странно, подозрительно я себя веду? И, главное: не заинтересуется ли этой странностью кто-нибудь, кому проявлять интерес к людям положено по службе? И не сочтет ли этот “кто-нибудь”, что ваш покорный слуга слишком много знает? Недопустимо много - для простого обывателя, безответной игрушки в руках сильных мира сего… или “князя мира сего”.
Наверное, думал я, если б в стаде, которое собирались пустить под нож, обнаружился такой же, шибко беспокойный бык или баран, его бы отправили на тот свет первым. Не желая для себя аналогичной участи, я, как мог, осторожничал и проявлял бдительность.
Стоило мне заметить, что какой-нибудь человек слишком внимательно на меня смотрит или идет в том же направлении - и я спешно сворачивал в сторону, пробовал затеряться в толпе или воспользоваться любым, имеющимся в поле зрения, укрытием. Начиная от родного “крузака” и заканчивая любым ближайшим магазином или просто углом здания.
Не обошли стороной мои подозрения и подростков, раздающих рекламки. Уж очень часто они стали попадаться у меня на пути. Гораздо чаще, чем обычно. Едва я вылезал из “крузака” возле хозяйственного магазина, скажем, или пункта обмена валют… или просто у общественного туалета, коль приперло во время очередной вылазки в город - как эти девочки и мальчики оказывались тут как тут со своими листовками. Как чертики из коробочки. Да еще целыми ватагами набегали - по три-пять человек за раз. И даже если я останавливался в том месте, где этих ребят вроде бы не было, они тотчас же окликали меня из-за спины или выходили из ближайших дверей, стоило мне ступить на тротуар.
А еще помимо воли я замечал: какими-то похожими выглядели эти, что девочки, что мальчики. Даже одевались порой почти одинаково. Во всяком случае, иначе я не мог объяснить, почему, проигнорировав одну девчонку с листовками на какой-нибудь улице, я на другой улице, в нескольких километрах от предыдущей, натыкался на такую же девчонку. Ну, или почти на такую.
В любом случае этих настырных малолеток я старался избегать. И не брал их гребаные листовки; отмахивался, даже когда они мне их прямо в руки или в карманы совали.
Не забывал я и о мерах предосторожности в виртуальном пространстве. И прежде всего, перестал заходить на форумы со своих аккаунтов, предпочитая просматривать материалы сайтов анонимно. А в социальные сети вообще больше не заглядывал. Ни одной учетной записи при этом не удалил - это тоже могло вызвать подозрения. Просто не пользовался ими и все.
Кроме того, насколько я слышал, запеленговать человека по сигналу мобильного телефона и узнать его местонахождение не легко, а очень легко. Если память не изменяет мне, благодаря такой возможности еще в далеком девяносто шестом был уничтожен один мятежный генерал. А сейчас на дворе двадцать первый век, технология наверняка шагнула вперед. И чтобы не быть обнаруженным, я, во-первых, выбросил старую симку, а новую приобрел в каком-то ларьке у небритого, плохо говорящего по-русски типчика, не склонного задавать вопросы. Ну а во-вторых, в Интернет я теперь выходил через точки бесплатного “вай-фая”, не используя одну и ту же точку хотя бы два раза подряд.
Что до деревни, куда я переехал, то туда сигналы мобильных сетей не доходили вовсе. Но и там расслабляться не стоило. Потому как, едва я мало-мальски обжился и разделался с закупками, как к калитке моей зачастили гости. И наверняка неспроста.
Первым был какой-то худой старикан в замызганном спортивном костюме, кепке и валенках. О роде занятий его лучше всяких слов говорил заметно покрасневший нос.
- Приветствую! - окликнул меня старикан, постучав костяшками пальцев о дощатую калитку, - недавно переехали, да? А я рядом живу! Ну… через дорогу. Выходит, соседями будем. Эта… дядей Петей меня здесь зовут… все… кстати. Ну… так как? Пойдем, может… эта? Выпьем, а? Познакомимся заодно.
- Не пью, - огрызнулся я, не открывая калитку.
Старикан… или кто-то, выдававший себя за старого деревенского пьяницу, потоптался с полминуты и шаркающей походкой побрел прочь.
Следующим пожаловал фургончик с логотипом некой телекомпании. Фургончик, способный, на мой взгляд, вместить хоть некое хитрое оборудование для слежки, хоть группу захвата. Ну ладно, не группу, но пару-тройку оперативников точно.
Оперативники, впрочем, показываться не спешили. А к калитке подошли только молодая женщина в деловом костюме и с микрофоном в руке, да парень с телекамерой на плече.
- Здравствуйте! - чуть ли не выкрикнула женщина в микрофон, а затем назвала телекомпанию, логотипом которой был украшен фургончик, - мы снимаем специальный репортаж о дауншифтинге. Насколько нам известно, именно здесь проживает человек, променявший успешную карьеру в крупной компании на скромную деревенскую жизнь. Не могли бы вы ответить на несколько вопросов?..
Да, не такая уж успешная была моя карьера. И закончилась она отнюдь не по моему желанию - по крайней мере, де-юре. Ведь меня уволили, а не я уволился сам. И все равно. Даже несмотря на эти ошибки (возможно даже сделанные нарочно, чтобы усыпить мою бдительность) осведомленность телевизионщиков внушала опасения.
“Ах, вам известно! И откуда ж вам известно, болезные?” - так и подмывало меня спросить. Но я не то что промолчал, не то что не удостоил эту парочку хотя бы формальным приветствием - я вообще затаился в доме, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Путь думают, что хозяин куда-то уехал.
Даже дышал я как можно тише. Ну и, естественно, прижимал к себе ружье - на самый-самый крайний случай.
Впрочем, попытаться проникнуть в дом эти подозрительно осведомленные журналюги не решились. Но потоптались-потоптались у калитки, да и уехали, погрузившись в свой фургончик.
Еще как-то раз среди ночи меня разбудило едва не забытое громоподобное “Бу-у-ум! Бу-у-ум!” с матерно-невнятным речитативом вперемежку, а в одно из окон дома ворвался свет фары - особенно яркий на фоне беспроглядной деревенской ночи.
Не представляю до сих пор, как тот дрищ на “жигуленке”… или кто это был, нашел меня в этой глуши. И какую цель преследовал своим визитом. Но в любом случае, напугать меня у него не получилось. Неподходящее выбрал время и место.
“Ну, давай, козлина! - шепотом приговаривал я, выходя во двор с ружьем наготове, - подъезжай ближе… пулей угощу. Места тут глухие, ментов нет. Только ты, я… и мой ствол. Никто не найдет, если что. Даже тела, хе-хе!”
Затем решив, что нет смысла ждать каких-то движений от владельца “жигуленка”, я сам проявил инициативу - выстрелил первым. Правда, лишь в воздух, но лишь до поры.
Даже на фоне грохота, доносившегося из магнитолы “жигуленка”, выстрел прозвучал и громко, и веско. Так что владелец ископаемого авто счел за лучшее не лезть на рожон.