И я лежал и обдумывал свою жизнь, выключив приемник, потягивая баварское пиво из разграбленного киоска (кто-то успел в общей панике, на халяву уксус сладок) и закусывая фаршированными зелеными оливками (моими любимыми).
Расстался я с вами, милые, расстался… Не поминайте лихом. Когда я отправлюсь нездешней тропой туда, где не бродят туристы толпой, туда, где дорога звучит под ногой, а ветер играет березой нагой… С этими сочиненными в юности виршами я и засыпал. Мне приснился летний Киев и Золотые ворота такими, какими я видел их в десять лет. Как давно!
…Позади было солнце, зелень Крещатика и сдвоенные вишневые троллейбусы. Станции красивейшего в России метро с холодными мраморными скамьями и надписями на дверях вагонов: «Не притулятися!» Киев остался надо мной.
Теперь я спускался в Дальние пещеры Киево-Печерской лавры. В руке моей вздрагивала огоньком тоненькая восковая свечка. Я хотел обернуться к матери и спросить, как же в этих катакомбах всю жизнь жили монахи, но рядом со мной никого не было. Я был одинок среди мертвых. В неглубоких нишах то справа, то слева поблескивали их застекленные саркофаги. За маленькими окошечками в беленых стенах лежали тела усопших затворников — там, в замурованных кельях, где негде и вытянуться, они прожили свой век. Долгие-долгие дни.
Я не боялся. Здесь было святое место, как бы я не был мал и глуп, но это чувствовал. Проходили часы, но я шагал, не чувствуя голода и усталости. И свеча моя не сгорала.
И я понимал, что иду сквозь свою темную, многогрешную жизнь, и все, что есть у меня — огонек, зажженный не мною.
Низкий сводчатый коридор с чугунным узорчатым полом уходил, заворачивая, в безвременье.
Слабый, голубоватый свет коснулся стен. Коридор впереди меня расширился, и в этом неясном полусумраке обрисовалась высокая мужская фигура. Одежда его, казалось, была соткана из тех же световых лучей и слабо мерцала. Человек этот шагнул ко мне, и я увидел его бледное от усталости умное лицо и глаза с тяжелыми веками. За его спиной сверкнули два огонька, и у ног его появилось какое — то небольшое животное, кажется, собака.
Тихий и какой-то бесплотный, но низкий и сильный голос сказал:
— Ты встретишься с ним. Он нам нужен.
— Кому?
Нет ответа. Другой, мягкий и покойный, произнес под ухом:
— Ибо никому не ведомо, что терпение получило свое имя от перенесения прискорбностей, и потому никто не может быть провозглашен терпеливым, кроме того, кто все, причиняемое ему, переносит без тревоги[9].
Теперь мне было ясно, что у ног его именно собака, небольшая, с мохнатой мордой и странной, серебристого оттенка шерстью. Пламя моей свечи отразилось в двух парах глаз — человеческих и собачьих. Я неожиданно, как бывает во сне, вздрогнул и выпал из паутины видений.
Бланг! Бланг!
Третья банка из-под «Кока-Колы» прыгнула вверх от удара пули и отлетела. Во дворе своего дома я пристреливал незнакомый пистолет. В оружейном магазине нашлись и патроны «9 мм. Парабеллум». Из «Глока» мне в прежней жизни стрелять не доводилось, но пистолет оказался прост и изящен по конструкции, и я скоро освоился с ним. Я вытащил пустой магазин. Загнал свежий и передернул затвор.
…Снова оружие в руках, никуда не деться…
Ствол моего автомата дергается и продергивает ровную строчку опаленных дырочек по выцветшему камуфляжу невысокого человека в белой головной повязке. Он вскидывает смуглые тонкие руки и падает с обрыва — навстречу мохнатой зеленой долине под лиловыми вершинами.
Я никогда не смогу вспомнить его лица…[10]
…Вертолет, грузинский Ми-8, грязно-зеленый (как мутит от этого ящерично-тошнотворного цвета боевой техники!) зависает в двухстах метрах от кромки морского прибоя на фоне цветущих гор. Из-за сдвинутой двери выдвигается ствол пулемета. С вертолета бьют длинными очередями по беззащитно-белому теплоходу, увозящему последних беженцев. Пена за кормой ослепительно сияет белизной.
Когда кораблик добрался до порта, вода вокруг него была красной…
Седовласый владелец сочинского тира как-то спросил меня: где я так научился стрелять? Я не ответил ему.
Абхазия… Государство, которого нет.
…Одна сторона домов была розовой, когда я выжал сцепление и завел двигатель «Урала». Камуфлированный мастодонт с высоким брезентовым тентом был загружен всеми нужными мне вещами и припасами. Почти всеми, впрочем. По карте я отыскал подходящее место для жизни. Дома, построенные ее былыми хозяевами за городом.
10
Описанные события относятся к лету 1993 года. Воевавшие на стороне грузинских войск носили белые, на стороне абхазского ополчения — зеленые повязки.