И мы даже не знаем — куда кинуться. Я верующий человек, вот поэтому я связался с тобой, понимаешь?
— Да, — выговорил я, — понимаю. Красный Всадник Апокалипсиса. Пора пришла, — и ни к месту добавил, — все-таки Чернобыль — звезда Полынь. Дрянь такая.
— Найди место их появления! Миром заклинаю, твоим миром! Мы ведь еще можем их остановить.
— Не знаю. Не уверен. И все равно я не могу арестовать того, кто их послал. У меня, как бы это сказать, не хватит полномочий.
— Прости, я сорвался. — Впервые он, отличавшийся безукоризненной вежливостью, сказал мне «ты».
— Мы попробуем. Просто попытаемся. Но на вас уже пало еще кое-что.
— О чем ты…
— Голод! — сказал я, не дослушав. И отключился.
Ров пугал. Действительно, рваная рана на теле земли шириной метров триста и глубиной едва ли не в километр производила несказанное впечатление. Края рва терялись в туманной дали, слегка загибаясь — похоже, что он окружал нечто в центре Зоны сплошным кольцом. Дно глубоко внизу было гладким, словно поработала монструозная дисковая фреза. Стены рва казались отполированными, кое-где из них выступали камни, обнаженные корни деревьев, кронами висящих над пропастью. Высохшая, мертвая трава по обе стороны да редкий чахлый кустарник. И неизвестно куда пропали извлеченные тонны земли.
Но такие препятствия проблемы и не должны были создавать.
Я вытянул правую руку, отыскав на противоположной стороне подходящее место. Маленькое устройство на запястье выбросило вперед тончайшую сине-зеленую нить. Крошечный шарик капсулы на ее конце намертво приклеился к скале, выступившей из гладкой стены рва. Такой же шарик закрепил мой конец нити-троса на этой стороне. Материя, способная выдернуть столетний дуб с корнем, слегка подрагивала, почти незаметная в воздухе. Активируясь, раскрылся плечевой захват лебедки, с легким звоном на нем загорелась красная пиктограмма — рука в перчатке. Взявшийся за нить голой рукой рискует остаться без пальцев. Достав из локтевого кармана и натянув тонкие коричневые с черным спецперчатки, я помог Рою забраться себе на спину. Захлестнул его лямкой и пристегнул к подвесной системе. Я осторожно спустился на небольшой скальный выступ над пропастью. Ухватил и приложил натянутую нить к плечу — щелкнул захват, загорелась зеленая стрелка. Перекрестился. Рой завозился позади.
— Береги голову! Гоп!
Нить осталась висеть над бездной последним лучом спасения. Тонкая и неразрывная, вечная бриллиантовая дорога. Мусульманское чистилище — мост над Джаханнемом — вот что она мне напомнила.
— Ты меня огорчаешь такими ассоциациями, — вмешался шнауцер. Поджал лапы и принялся кататься, ломая сухие травинки. — Отвлекись, пессимист! Жизнь прекрасна и удивительна! Смотри, сколько прошли! Изя нас ждет, Ольга ждет, Олаф ждет, ребята. Даже шеф, старая перечница, и то извелся. Юзеф иззавидовался, что ты здесь, а он кукует там. Запалим их конюшню и вернемся.
— Ты правда конюшенный пинчер. Ладно, палить будешь ты. Я зарядился бодростью как батарейка.
— К Отшельнику съездим?
— Если не прогонит. Он не одиночка по натуре, просто психика устойчива к отсутствию общения. Плюс богатый внутренний мир и скромные желания.
— Не прогонит, он как ты.
— Набиваешься на комплимент в стиле «Яблочко от яблоньки?»
— Ja, posten, naturlich![12]
— Немецкой овчаркой тебе бы быть. Сохраним ему дом, если люди вернутся. Завербуем.
— Гав! Брависсимо! Шнауцер, кстати, порода немецкая, герр Штирлиц.
— Остри, остри, самоучка. Он наш сверхчеловек, только этого не знает. Придет, никуда не денется.
Костюм-«хамелеон» был желтым, как трава окрест. Я вытащил из встроенных ножен на поясе универсальный нож, покрутил в воздухе вороненое, красивое лезвие. Похоже на птичье крыло. Еще один, метательный, закреплен на голени. Понадобятся, не понадобятся? Очень надеюсь, нет. Очень может быть, да.
Нет ничего лучше, чем после дня пути вытянуться на привале под вечер. Жаль, костер разводить не стоит. Вызвездило в темных, чуть растушеванных черно-сиреневыми облачками небесах просто безумно красиво. Вон Полярная — торчит, как гвоздь в стенке, как ось, на которой вращается звездный купол. Вот Млечный путь — дорога Егда и Конда, братьев-богатырей удэгейцев.
Насвистываю «Крематорий» я, только прибывая не в духе, и Рой это знает. Знает и то, что меня в такие моменты лучше не беспокоить, но сейчас он все же привалился боком, подключился к моей голове и начал прокачивать энергетические орбиты, успокаивая и вытягивая сплин. Мысль его укоряла: