– Сто-о-о-й!! Зараза такая!! – завопила Василиса на всю остановку. – Стой, говорю!!. Граждане!!. Люся!!. Стой!
Незнакомка высунулась из окошка и мирно проговорила:
– Не надо орать, чего вы в самом деле. Я ее довезу, как и было велено. И вообще – не мешайте мне работать! Садитесь в автобус и спокойно езжайте домой, Людмила Ефимовна будет вас ждать.
Василиса ринулась к автомобилю, но тот газанул, резко набрал скорость, и от него остались только не самые лучшие воспоминания.
– Граждане!! Вы видели?!! – обращалась Василиса к единственной старушке на остановке, которая дремала возле огромной клетчатой сумки. – Бабуся!! Я у вас спрашиваю!! Вы видели? Номер машины видели?!
Бабуся и машину-то не видела – так сладко вздремнула. А сама Василиса номер узреть просто не могла. Ну и на солнце бывают пятна – Васенька была немного близорука.
Побегав вокруг остановки и так никого и не обнаружив из глазастых свидетелей, Василиса с горечью ухнулась в новом платье на оплеванную скамейку:
– Нет, это уже переходит всякие границы, – трясла она губами. – Значит, Люсеньку силком затолкали, а меня… а как мне добираться? У меня ведь и рубля в кармане нет! Да чего там! Даже кармана нет!! Как добираться-то?!!
Лучше всего было пройтись пешком – ходьбы всего минут тридцать. Но Вася только представила, как эти тридцать минут будет валяться возле подъезда несчастная Люсенька, и поход отвергла. Она уверено развернулась и направилась обратно в магазин.
Продавец опять листала все тот же журнал, но теперь при виде посетительницы она вытянулась в струнку.
– Чего желаете? – испуганно захлопала она накрашенными ресницами. – Вам не понравился товар?
– С товаром все в порядке, – успокоила ее Василиса. – Ты вот мне расскажи – что это за девица тут вместо нас деньгами раскидывалась?
– А это не девица, – послушно выкладывала девушка-продавец. – Это сын вашей подруги.
– Да с чего ты взяла-то?
– Ну так как же! – выпучила глаза девчонка на непонятливую покупательницу. – Только вы вошли, следом сразу же эта женщина заходит. И главное, глянула, что вы возле колясок толчетесь, и ко мне. Говорит: «Там вон, видите? Сухой горбыль бегает, а рядом маленькая такая мышь недокормленная. Так вот эту мышь зовут Людмила Ефимовна. Как только она начнет расплачиваться, ты у нее деньги не принимай ни под каким предлогом». Я еще возмутилась, говорю, дескать, а чего это, мне ей товар даром вручать, что ли?! А она сразу пачку денег вытаскивает и спрашивает: «Какие у вас самые дорогие коляски?» Я ей так спокойно, мол, по десять семьсот. Она мне тогда отсчитывает одиннадцать тысяч, а, говорит, мол, сдачу можешь себе оставить. Я еще хотела спросить, а как быть, если эта мышь, ну которая недокормленная, что, если она не только коляску возьмет, а рублей эдак на двадцать товару сдуру хапнет? У нас ведь во всем магазине только и есть приличного, что коляски. А тут и вы давай орать, возмущаться и от денег отказываться. Вот и спугнули девушку.
Василиса пристально взглянула на продавца.
– Так-таки и спугнули! Деньги же она тебе оставила.
– Ага, оставила!! – возмутилась девчонка. – Я тоже обрадовалась, а только вы вышли, она снова ко мне – шасть! «И что, – говорит, – приобрела наша мышь?» А я ей сразу в лоб, дура, что мышь – ничего, а вот коляску как раз горбыль купил. Вы то есть. Кстати, а вы не знаете, что такое горбыль-то?
– Горбыль? – дернула носом Василиса.
Господи, ну откуда ей знать, что такое горбыль! И каких только слов для них с Люсей не пожалеют!
– Горбыль, девушка… это такая священная птица. Сказочная, я бы сказала. От слова «горлинка» и «быль». Но ты не отвлекайся. И как она отреагировала?
Девчонка заскучала:
– Отвратительно отреагировала. Говорит, если эта Петухова не рассчитывалась, давай деньги обратно. И, говорит, не вздумай заныкать, они меченые. Нет, вот вы мне скажите: а это обязательно – деньги всякой заразой поганить, а?! – вдруг возмутилась продавец. – Я уже придумала, что не отдам, а тут – на тебе! Меченые!
– И чего, тебе нисколько за работу не отвалили? – ужаснулась Василиса.
– Господи! Да какие-то двести рублей! Что на них сейчас купишь? – дернула губой девчонка.
Василиса согласно мотнула головой и пошла ва-банк:
– Вот что, красавица. Тебе надо срочно вернуть пятьдесят рублей. Они тоже меченые. На них так и нарисовано: «Взятка в особо крупных размерах. Восемь лет строгого режима».
Девчонка нервно затеребила подол коротенькой юбчонки.
– А чего это – только на пятидесятке написано?
– Только на ней, на остальных не успели нацарапать. Дай-ка купюру. – Василиса вытянула из кассы полтинник и вытаращила глаза. – Ну вот, так и есть!! Надо же, ты себя чуть под статью не подвела! Такая молодая, ах ты горе какое! Я у тебя ее заберу, от греха подальше. Не ровен час эти… по борьбе с экономическими преступлениями забегут.
Бедолага-продавец так разволновалась, что от потрясения стала совать Василисе все пятидесятирублевые купюры из кассы.
– Это уже много. Отсюда на такси полтинник за глаза, – замахала на нее руками Василиса Олеговна, но, увидев, как вытянулось лицо продавщицы, поправилась: – Я говорю, мне одной купюры достаточно. Я прям пальцами чувствую – именно эта меченая.
Больше с девчонкой она не разговаривала, и без того времени было потрачено много. Она сразу поймала такси и без приключений добралась до дома.
Возле подъезда ее ждала Люся с коляской, и вид у нее был неважнецкий.
– Вася, ты так долго… – лепетала она. – А я как здесь очутилась? Я помню, что в машину не хотела садиться. А потом что?
– А потом села, – просто объяснила ей Василиса, взвалила на свои плечи коляску и поторопилась в подъезд.
Дома она все выложила подруге – и про то, как ту силком усадили в иномарку, и про то, что ей рассказала девчонка-продавец, и даже про то, что ее мучают недобрые мысли.
– Я думаю, Люсенька, тебе теперь одной вообще никуда выходить не рекомендуется. Это что ж такое – человек отказывается от всех удобств, а ему их прямо насильно навязывают!
– Что-то тут неладное, – поежилась Люся. – И недоброе. Из добрых побуждений по башке не долбят.
– Так тебя по голове шандарахнули? – участливо поинтересовалась Василиса.
– Не помню. Я вроде бы сознание потеряла. А когда в себя пришла, мы уже к дому подъезжали. И, главное, эта девица в темных очках долбила как попугай, честное слово! «Это ваш сын! Это ваш сын!» Я ей популярно объясняю, что сына родить как-то не сподобилась, не судьба, видно. Ну нет у меня никакого сына! А она только хитро так ухмыляется: «Это у вас раньше никакого сына не было, а теперь есть, да еще какой!»
Василиса задумалась. Потом молчком направилась к себе в комнату и вернулась оттуда с тоненькой тетрадочкой. С Люсей им пришлось немало раскрыть самых настоящих преступлений. Да еще не простых, а заковыристых. Даже Пашка – сын Василисы – от удивления почесывал лоб, даром, что сам трудился в милиции. Как-то так получалось, что охранять покой любимого города выпало этим двум нестареющим пенсионеркам. И любое дело начиналось именно с этой тетрадочки. Правда, потом канцелярия всегда бывала заброшена в дальний угол и все раскручивалось совсем не по планам, а по наитию ума и сердца. Но уж когда тетрадь появлялась, то это означало только одно – «дело» уже давно присутствует.
– Ты думаешь? – горько уставилась на тетрадь Люся.
– Не валяй дурака, – оборвала ее подруга. – Лучше вспомни – когда ты впервые почувствовала опеку своего «сыночка», вилы ему в бок.
– Не надо вилы, может, он ничего дурного мне и не желает.
– Ага! А зачем тогда тебя по темечку? С чего ты сознания-то лишилась? С его необузданной ласки, что ли? – вскинулась Василиса. – И потом, знаешь, как тебя называла та змея очковая из иномарки? Недоеденной мышью!
– Недоеденной? – ужаснулась Люся.
– Ну недокормленной, какая разница! Мышью! А разве тебя Ольга хоть раз грызуном обозвала? А меня Пашка? Потому что они нас по-настоящему любят! Понятно?