- Сюда вот клади,- показал он на золу возле самого костра. - И держи вторую.
- И вот это тоже,- раздался Иннин голос.
На руке Кузи повисла небольшая, со школьный портфельчик, сумка с красным крестом. "Медицина" тоже, оказывается, не об одних консервах думала.
Перед тем как совсем оставить в покое Варшавку, они еще раз подошли к ней вплотную. Кузя снова нарезал бересты, Инна написала новый текст листовки, в которой говорилось, что немцам скоро придет конец.
- Они теперь этот почерк знают,- похвалил девушку Кузя.
- А что, разве неразборчиво? - не поняла его Инна.
- Нет, нет, вполне разборчиво. Рука просто мужская.
Кузя перевязал пачку листовок стеблем осоки и метнул ее из кустов на дорогу. Листовки веером рассыпались по асфальту.
- Точность снайперская,- сказал Кастерин.
- Не зря бабы нас картошкой и хлебом кормили,- поглядев на Кузю, сказал Слободкин.
- Картошкой и хлебом? - переспросил Кастерин, начавши забывать вкус и того, и другого. - И как оно получается? Есть можно?
Сказал и громко сглотнул слюну.
- Проходит,- вполне серьезно ответил ему Кузя и тоже сглотнул. Что-то мы про жратву разболтались? А? Надо срочно сменить пластинку. И пошли, братцы, пошли!
Двинулись в путь. Решено было наказывать того, кто первый заведет разговор о еде. Шли молча, о голоде не говорили и даже не думали. Думали совсем о другом - о том, что с каждым шагом все ближе излучина Днепра, а там - свои. Встретят, развяжут кисеты, накормят...
- Накормят? Кто это бухнул, признавайся! Ты, что ли, Кастерин?
- Последний раз. Больше не буду.
- Дать ему два наряда вне очереди.
- Сбавить ему вдвое за честность...
Но постепенно шутки умолкли. Лесные скитальцы уже не шли, а тащились по топким комариным болотам, все больше теряли силы. У Слободкина нестерпимо болело ребро, не давая ему покоя ни днем ни ночью. У Кузи ныла нога. Инна пробовала хоть как-то облегчить страдания ребят, но ничего не могла сделать. И трофейные медикаменты не помогали. Ей оставалось только одно - утешать ребят. Опять был потерян счет времени, как после того, первого, ночного боя в лесу.
И вдруг... В какой день это случилось? В какой час? В какую минуту? Этого никто из них не мог потом припомнить.
В воздухе еще и не пахло Днепром, к излучине которого они так упорно продирались, еще гнилой запах бесконечных болот дурманил до тошноты и без того кружившиеся головы, когда в одной из чащоб отряд "Победа" набрел на взвод десантников. На целый взвод!
Увидев перед собой три десятка бородачей с голубыми петлицами, счастливые скитальцы кинулись навстречу однополчанам, чтобы скорее обнять их, расцеловать. И обняли и расцеловали. И только тогда поняли, что взвод-то это не какой-нибудь - их родной, собственный! Подраненный, обтрепавшийся, обросший бородами чуть не до самого пояса, но именно свой, долгожданный, кровный взвод! С оружием. С командиром во главе.
- Ребята! Гляньте! Кузя! Нет, вы только гляньте! И Слобода-борода в придачу! - неслось со всех сторон.
- Вы ли это, ребята?..
- А вы?
- И мы - мы.
- Ну, если так, зачисляю вас на довольствие, хотя никакого приварка не обещаю пока.
Это сказал уже не кто-нибудь - сам Брага! И, хозяйским глазом взглянув на Инну и Кастерина, строго спросил:
- А это что за народ? Какого полка люди?
- Нашего, товарищ старшина,- ответил Кузя. - Сейчас все объясним. Полк не полк, но лесной отряд перед вами, "Победа" называется. А вы живы-здоровы, товарищ старшина?
- Полагается, Кузнецов, здоровым быть и даже живым. Сколько не виделись? Месяц? Да, около того. Ну, хватит, кончаем лесную жизнь, к своим выходим. Подтянуть ремешки, и вообще вид, внешний вид мне дайте! Как чувствуете? Сапоги, я вижу, разбили.
Нет, месяц положительно маленький срок, чтобы люди изменились. Особенно такие, как Брага.
- Товарищ старшина, а дальше-то как? - спросил Кузя.
- Из штаба распоряжение - нажать на все педали. По пути в бои больше не ввязываться, только разведку вести, брать "языков".
И вдруг совершенно неожиданно достает Брага из вещмешка
пару сапог.
- А ну-ка примерь.
И Кузя - самый счастливый человек на свете:
- Спасибо, товарищ старшина!
- Скажи спасибо господу богу.
- Ну, спасибо тебе, господь бог, если такое дело.
- Теперь береги. Других не будет до самого конца войны. Ты знаешь, на сколько одна пара дается?
- Знаю.
- Носи аккуратней. Здесь - с кочки на кочку, а в Берлине асфальт. Да и тут есть дороги хорошие...
Рад-радешенек Кузя, ходит от одного человека к другому, хвалится обновой. Встретил Инну, она поглядела на сапоги и говорит:
- Не особо, конечно, но...
- Но все-таки сапоги,- помогает ей Кузя.
- Вот именно. А нога ваша как? Болит еще?
- Сейчас почти не болит.
- Ах, сейчас? - делает Инна ударение на этом слове. - А говорили совсем не болит.
- Сейчас совсем не болит.
- Нечестно это.
- Честно - не болит уже.
- Ну, вот-вот - уже! О чем я и говорю.
- Не сердись, так нужно. Ведь ваша профессия такая гуманная.
Они незаметно для себя перешли на "вы".
- Именно поэтому и сержусь. Такими вещами не шутят.
Слушаться будете?
Кузя не успел ответить. Появился опять старшина:
- Довольно, хлопцы. Через десять минут выступаем.
Это его "хлопцы" относилось и к Кузе, и к Слободе, и к
Инне - ко всем.
Самая тяжелая вещь в отделении - РПД, ручной пулемет Дегтярева. Сначала килограммов шесть или семь в нем, не больше. Потом, с каждым новым километром, он становится все тяжелей, ртутью наливается ствол до отказа, ртутью - диски, ртутью - трубочки сошников. Антапки и те по полпуда каждая! И вот на плече у тебя уже целое орудие вместе с лафетом. А сколько в тебе лошадиных сил? Нисколько. В тебе и самых обычных-то, человеческих, совсем не осталось. И у Прохватилова их больше нет, у знаменитого первого номера. "Достань воробушка" и в кости широк, а поди ж ты, выдохся. Кирза о кирзу шварк-шварк, вот-вот совсем остановится. Останавливается. Остановился уже.
- Больше не могу. Кто следующий? Слобода?
- Слобода.
РПД, кажется, лег ему прямо на кость несносной своей железякой, прямо на самую ключицу, и еще подпрыгивает. Ну почему, почему он подпрыгивает при каждом шаге и отдается болью в раненом боку? И - на ключицу, на ключицу самым острым своим углом. Поглядеть бы сейчас на этого конструктора
товарища Дегтярева...
- Потерпи, Слобода, не ругайся. Вот влезем сейчас все-таки бой, тогда не будет ему цены, этому "Дегтяреву". Боевое охраненье уже залегло...
- Прохватилов! - Свободкин тащит РПД навстречу первому номеру.
А он уже тут как тут. Выбирает самое удобное место, как Брага его учил. Чуть в стороне и на взгорке. Очереди короткие. Прицельные. Только короткие и только прицельные. Патроны все на счету, каждый должен быть послан точно. Иначе, как говорят немцы, "капут гемахт"! Вон их сколько лезет. Пронюхали, выследили...
Сложный опять будет бой. Хоть и разреженный, а все же снова лес. Зенитками деревья стоят. Но ребята уже пообвыкли малость. Того, уж теперь не будет, что в первом лесном бою, когда десант на десант. И не ночь еще. А если бы даже и ночь? Теперь уже знают, что к чему.
Прохватилов позицию выбрал точно. И второй номер у него под бочком. И гранаты лететь будут правильно, если дело до них дойдет. Кажется, дойдет все-таки: левый фланг не оттянулся вовремя. Теперь терять и секунды нельзя. Давай, карманная артиллерия, выручай, столько раз ведь уже выручала. РПД тебя поддержит. А ну, Прохватилыч, вынеси-ка его вон туда, оттуда тебе и вовсе все видно будет. Короткими перебежками или ползком, по-пластунски. Все равно как, только скорей. Не тяжело тебе? Не тяжело. В руках игрушка, не пулемет. Слава товарищу Дегтяреву!