, я ж с государственной миссией, неприкосновенность у меня, алмазы мы везли в обмен на какие- то технологии. -Ну и какого хрена ты повелся на слова какого то там адвоката. -Да не повелся я! Послал его на хер! А увидев тебя, будто ум за разум зашел, я вот только после твоих слов и включился,- убежденно ответил он,- заколдовали меня, вот ей богу заколдовали! -Тебе обследоваться надо, похоже в голове у тебя паразит засел, Чохо его имя. -Что же мне делать? -Требовать консула и лететь в Россию. В это время замок со скрежетом лязгнул, дверь, скрипнув, отворилась, вошли двое охранников, заставили меня выйти из камеры, завели руки за спину и повели к выходу. Ночь дала долгожданную прохладу, но насладиться чистым воздухом мне не дали - подъехала машина и меня затолкали на заднее сидение. С воем сирен, мы понеслись по ночным улицам Икитоса. Вскоре замерцали огни аэродрома. Все мои требования на звонок, адвоката, переводчика, консула- игнорировались напрочь. Минуя досмотровую площадку, я и двое сопровождающих меня полицейских двинулись к трапу похожего на наш Ан 2 самолета. Внутри уже расположились встречающие нас трое полицейских и двое заключенных. Усадили на маленькое неудобное сиденье, наручники перехватили за поручень и заново пристегнули. Мысленно, я, конечно надеялся, что меня просто экстрадируют из Перу, однако разумом понимал, что так простоне отпустят. Через несколько минут самолет, разогнавшись, взлетел, оставив позади посадочные огни аэродрома. Оставшись в полумраке, укачиваемый и убаюканный ровным гудением двигателя - уснул. Иногда меня удивляет моя нервная система- в критической ситуации, когда уже не возможно что либо предпринять, я просто расслабляюсь и жду дальнейшего развития событий. Сколько длился полет, я не знаю, проснулся от толчка шасси о посадочную полосу. Нас вывели, стало зябко от пронизывающего холодного ветра, оглянувшись, стало очевидно, что нас забросили высоко в горы, далеко внизу, вдали виднелись огоньки какого то поселка. Дальше нас провели через здание старого деревянного аэропорта, давно требующего произвести капитальный ремонт. Похоже, мы были единственными посетителями этого здания. Половицы грустно скрипели под тяжестью наших тел, навстречу вышел мужчина, пережаренное с морщинах лицо указывало недовольство ночными посетителями, явно желая, поскорее выпроводить. Полицейские показали документы, тот кивнул, позвонил по сотовому. Мы стояли в ожидании, кисти болели от сдавливающих наручников. Один из заключенных был закован в кандалы, его цепи гремели в такт движению. Послышался шум подъезжающей машины. Скрип тормозов. Нас вывели из вокзала, возле которого стоял бронированный грузовой автомобиль, запихнули внутрь железного ящика, рассадили на металлические сиденья, не забыв пристегнуть цепью за ноги. Двое полицейских остались с нами, один уселся рядом с водителем за стеной. Рыкнула переключаемая передача скоростей и мы помчались по серпантину. Периодически нас подбрасывало на ухабах и колдобинах, получасовая поездка измотала, тело стонало и болело от полученных ушибов. Наконец остановившись, дверь отворилась, нас вытолкали на плац печально известной тюрьмы Challapalca, для особо опасных заключенных. Находясь высоко в горах, тюрьма славилась нечеловеческими условиями, жара днем, холод - ночью, разряженный воздух, антисанитарные условия, наркотики, болезни, убийцы и обозленные на жизнь охранники, фактически гарантировали инвалидность в лучшем случае, любому неприспособленному к таким условиям человеку. Кроме того построенная двадцать лет тюрьма на две с половиной тысячи человек, содержала больше семи тысяч заключенных. Но тогда я этого не знал. Заходя дальше, я так и не успел познакомиться в полной мере с бытом перуанских сидельцев. Мы стояли на плацу освещаемые слепящими прожекторами, сняли наручники, заставили раздеться до нога, от холода сводило мышцы. Простояв на ветру около десяти минут, навстречу вышел высокий, худощавый офицер, глубокопосаженные глаза похожие на крысиные казалось, сверлили на сквозь. Полицейские передали ему наши дела. Окинув взглядом две папки, он воззрился в последнее, явно мое. - Рюсский?- коверкая слова, вопрошал он. -Да, мне нужен адвокат!- постарался с достоинством, трясясь от холода, автоматически прикрывая свои гениталии, потребовал я, надеясь, что хоть у этого есть знания по юриспруденции и он разберется, что к нему послали, осужденного без суда и следствия. Подойдя близко, обдав меня нечищеными зубами и перегаром местного пойла: - Ти педофильная наркотическая свинья, я прослежу, что бы ты и недели не продержался!- и с размаха ударил коленом в пах. Болью взорвался низ живота, стало трудно дышать, упал на холодную землю. Меня подхватила охрана и понесла внутрь тюремного корпуса, кинули на холодный кафель, холодная струя воды, пущенная из брандспойта, врезалась в кожу, принося новые страдания. Полусогнутого от пульсирующей боли меня повели по узкому коридору мимо камер. Гулом и хохотом сопровождали каждого нового постояльца заключенные, точно обезьяны тряся входные решетки, чем еще болеедеморализуя волю. Наконец наша процессия остановилась около одной камеры, ударами резиновой дубинки охранник заставил заключенных отойти вглубь. Мне сунули в руки одежду и одеяло. Дверь со скрипом отворилась, толкнули внутрь. Камера, куда я попал, была размером примерно пять на шесть метров с маленьким оконцем в стене. Четыре двухъярусные кровати занимали практически всю площадь помещения. Небольшой стол, четыре скамьи и тумбы возле каждой кровати, вот весь нехитрый интерьер. Жуткая вонь из смеси нестиранных носков, марихуаны, крэка, немытых тел ударила мне в нос. Заключенные обступили меня полукругом. -Русские, русские есть?- одев серую робу, прохрипел я. Вышел худощавый мужик, лет сорока, с характерными зоновскими наколками по всему телу, судя по куполам, трижды уже бывавший в местах не столь отдаленных, по звездам на коленях и ключицах- уважаемый в своей среде душегуб: -Шо, земеля? Ну так здорово, а то зае ли эти черножопые утырки. Ты откедова бушь? Статья? Чмарным меня кличут, так и ты меня величай, не повезло тебе, уж больно рожа у тебя интеллигентная. - Владимир,- осторожно ответил я, не зная, радоваться такому землячеству или опасаться,- статью не знаю, суда не было, дальневосточник я. - Как без судилища? -Да так, подкинули пакетик с белым порошком и повязали, в те же сутки привезли сюда. Оглядевшись по сторонам, прохрипел: -Ооо братан, втройне не пруха у тебя, будь осторожен, в хате я тебя в обиду не дам, а вот вне держи глаза на затылке открытыми, умысел на тебя видать здесь есть в этой адовой дыре. -Чмарный, а что за тип- начальник колонии? И откуда он знает русский? -Гнида конченная. Видать ты уже с ним познакомился, - скрипнув зубами, ответил зэк, - слухи есть, что он в России учился, а вот за что он русских не любит не знаю, говорят, что тогда у него кто то девушку увел -Тогда понятно -Нар на всех не хватает, щас я возле себя чмошника вытурю, ты рядом и пристроишься, покемаришь чуток. А с утрика определим тебя И действительно, в камере рассчитанной на восемь человек- обитало двадцать один. Большинство спало на полу. Смешанным интернациональным матерным языком Чмарный прогнал около себя доходяжного латиноамериканца. Делать не чего, пришлось расположиться на предложенном месте, на полу, доверия к такому субъекту в обычной жизни я бы не испытывал, однако в чужой стране, да еще и в такой ситуации, решил довериться этому уголовному элементу. Уснуть ни как не удавалось, тяжелые мысли лезли, Чмарный был прав- насчет умысла на мою личность. Кому то я мешал и очень сильно мешал, раз удалось упрятать меня в такую дыру и скорее всего на этом эти они не остановятся. Паразит. Часть 25. Приговоренный к смерти (Часть 5) Утренние лучи солнца упали на лицо трясущегося Мигеля. Тот дернулся как от удара током, нервное напряжение достигло пика, все попытки уснуть ни к чему не привели. Жестко хотелось вкурить дозу, «крэк, крэк, крэк, крэк»,- стучало в голове. Периоды заторможенности, сменялись беспокойством, голоса соседей по камере, казались обращенными к нему, он дергался от любого шороха. Сокамерники уже привыкли к такому состоянию беспокойного соседа, периодически давая ему тумаков, если тот был слишком назойливым и не давал спокойно поспать. Денег на дозу не было, он уже задолжал всем кому ни было, жестокая депрессия охватила мозг, понимание того, что дозы не будет, возбудило в нем желание умереть. Решив побыстрее покончить с этим делом, стал зубами грызть кожу на надплечье. Сильный удар в голову носком ботинка отвлек его от этого дела. Мигель получил свой срок за разбойное нападение с тройным жестоким убийством семьи. Тридцать два года, срок после которого шансов выйти на свободу уже ни кто не лелеет, особенно в тюрьме, где лишить жизни могут просто за непонравившийся взгляд. Шесть лет он уже оттрубил на этой зоне, вначале своего пути он был крепким парнем, легко валившим любого вставшего на его пути. Однако три года курения дешевого крэка сделали из него трясущуюся развалину, готового за понюшку волшебных кристаллов лизать ботинки дарящего. Ему показалось, будто голова отделилась от туловища, ударом его откинуло в стену. Из носа потекла кровь, очумевший, он взглянул на своего обидчик