Либо он очень проголодался, либо просто решил объединить два удовольствия, не знаю, но только он взял со стола "сникерс" и принялся жадно его жевать, и тут же поперхнулся. Это очень рассмешило его друзей. Гена, который уже начал расстегивать брюки, бросил свое занятие, и просто покатывался со смеху, а Валера, между тем, уже начал всерьез задыхаться, очевидно слишком большой кусок "сникерса" попал в дыхательное горло, и к тому же на выдохе, и в легких не оказалось достаточно воздуха, чтобы вытолкнуть его обратно. Задыхаясь, он попытался сделать вдох, но от этого "сникерс" только глубже проник в трохею и окончательно перекрыл доступ кислорода.
Я словно загипнотизированная смотрела, как синеет от удушья его лицо, вылезают из орбит его обычно такие насмешливые, наглые глаза, и не двигалась с места, но не потому что ненавидела
его, или хотела отомстить, а просто потому, что знала: все это бесполезно.
Между тем друзья поняли, что дело принимает дурной оборот, и бросились ему на помощь. Но они понятия не имели, что в таких случаях нужно делать. Они только бестолково суетились поднимали его то за руки, то за ноги, пытались делать искусственное дыхание и даже непрямой массаж сердца, но он только дергался и продолжал синеть. Наконец он перестал дергаться и затих. Они еще не знали что это конец. Гена побежал на кухню вызывать по телефону скорую, а я нашла наконец свое платье, одела его и ушла, не дожидаясь финала, который и так мне был известен. Никто меня не удерживал...
* * *
Сергей хотел спросить у нее, спала ли она с кем-нибудь после этого, но не успел, за дверью послышался шум, лязгнул несколько раз замок, и на пороге появился тот самый рыжий.
- На выход, господа! - сказал он.
Глава четвертая
П А Х А Н
Павел Петрович Ханин, или Пахан, лежал на массажном столе, и две молоденькие массажистки делали ему "Гонконгский массаж". Девушки были полностью обнажены, как того требовали тысячелетние традиции Гонконгского массажа, но их гибкие упругие тела не возбуждали у Павла Петровича никакого интереса. С некоторых пор совсем другие предметы стали интересовать знаменитого Пахана, главаря Пресненской группировки.
Пахану только недавно исполнилось пятьдесят три года. Он был здоров, занимался спортом, играл в теннис, ежедневно проплывал по пять километров. У него ничего не болело, и все-таки он знал, что он скоро умрет. Если бы у него спросили, откуда он это знает, он не смог бы толком ответить, он просто чувствовал, что жизнь его подходит к концу, к самой своей последней черте, и что ничего с этим поделать уже нельзя. С самой своей юности, он привык не ценить слишком высоко жизнь, неважно, свою или чужую, он всегда рисковал, всегда ходил по самому краю, и очень часто его жизнь висела на волоске, но никогда у него не было такого чувства: скорой и неотвратимой смерти. От этого в груди становилось холодно и пусто, и не хотелось смотреть на голеньких девочек, таких молоденьких и полных жизни. Они были здесь, а он уже был там, в том странном и непонятном мире, где деньги, слава, власть, не значат ничего.
Надо сказать, что началось все это совсем недавно, всего несколько дней назад, после того как ему приснился довольно странный сон. Ему приснилась его первая жена, погибшая давно, еще 1993 году. Тогда они должны были ехать в гости и уже вышли из квартиры, но тут Пахан вспомнил, что забыл дома часы. Он отдал жене ключи от машины, а сам вернулся домой за часами, и в этот момент прозвучал взрыв. Взрывное устройство было подключено к зажиганию, и когда жена вставила ключ, сработал взрыватель. Взрыв был такой силы, что в близлежащих домах вылетели стекла, а саму машину разорвало на мелкие кусочки, останки жены вообще найти не удалось. Нашли только обгоревший кусок ее платья, да слегка оплавленный обрывок золотой цепочки. Все это сложили в урну и захоронили на Ваганьковском кладбище.
Во сне, который приснился Павлу Петровичу, все было по-другому: они с женой выходят из подъезда, он вспоминает, что забыл часы, хочет вернуться за ними и отдает жене ключи от машины, но та отказывается брать ключи и говорит, что сама сходит за часами. Ему ничего не остается как идти и заводить машину. И хотя он, во сне, не знает, что должно произойти, но ему почему-то очень не хочется этого делать. Но он все-таки подходит к машине, открывает дверь, садится и вставляет ключ в замок зажигания. И в этот момент он просыпается, весь в холодном поту от страха.
Постепенно страх прошел, остались только холод в груди и сосущая пустота. И самое неприятное - Павел Петрович совершенно потерял интерес к женщинам. Такого с ним еще никогда не было, он всегда привык гордится своей мужской силой, и все женщины которые у него были, а их было немало, подтверждали его выдающиеся способности. И теперь вдруг полное бессилие! Не помогали никакие мази и пилюли, никакие, самые изощренные виды массажа, способные казалось, расшевелить даже мертвеца, все было напрасно. Для Павла Петровича связь между этими двумя явлениями была очевидна, непонятно было только - то ли он охладел к женщинам в преддверии близкой кончины, то ли предчувствие смерти явилось следствием потери интереса к женскому полу.
На этот раз, как видно тоже, девушки старались напрасно ни тело, ни душа Павла Петровича не откликнулись на их старания, и он отпустил их. "Теперь поползут слухи, - подумал Пахан, - Конечно, девушки очень хорошие, и приучены держать язык за зубами, но все равно, такое не скроешь, и очень скоро о моем бессилии будут знать все."
Он оделся и прошел в кабинет, предчувствия предчувствиями, но надо было работать. Сегодня он, наконец, должен был решить это, такое простое на первый взгляд дело. И действительно, на первый взгляд все казалось просто: в последнее время было совершено несколько нападений на людей Пахана. И, скорее всего, это было делом рук группировки Мамеда, который уже давно пытался вытеснить Пахана с Красной Пресни. Но во всех этих случаях было много странного и непонятного.