Затем — бесконечное, неописуемое облегчение от осознания, что "Оно" ушло. Моя реакция не была подобна реакции Райха. Счастье и благодарность, поднявшиеся во мне, были столь сильны, что я чувствовал, что моё сердце вот-вот разорвётся, слёзы застлали мои глаза, и солнечный свет сразу же стал невыносимо ослепительным, напомнив мне плавание под водой в детстве. Постепенно реакция отступила, я чувствовал себя подобно пациенту, только что видевшему, как врачи удаляют из него тошнотворную раковую опухоль.
Остальные завтракали в соседнем зале. Мы помчались туда и рассказали им о произошедшем. Все сразу же пришли в неимоверное волнение и принялись забрасывать нас вопросами. Пока ещё никто не начал чувствовать первых приступов боли. Я предположил, что именно наше положение — то, что мы смотрели назад, на Землю — послужило причиной того, что мы испытали это первые. Мы посоветовали остальным пойти в другой зал, предупредив их, чего можно ожидать. Затем мы с Райхом прошли в другой конец корабля, погружённый в полную темноту, и совершили своё первое путешествие в новую, освобождённую страну разума.
Я вполне осознаю, что всё сказанное мною с этого момента может показаться ложью. Поэтому я должен сделать усилие, чтобы меня поняли, нежели попытаться заставить повседневный язык проделать работу, для которой он никогда не предназначался.
Свобода — самое главное переживание, которое может испытать человек. В обычной жизни мы чувствуем её лишь на мгновение, когда какое-нибудь чрезвычайное происшествие заставляет собрать всю нашу силу, и мы выходим из этой ситуации победителями. И после этого наш разум просто воспаряет, не привязанный больше к непосредственному настоящему.
Величайшая проблема человечества состоит в том, что все мы привязаны к настоящему. А всё потому, что по сути мы являемся машинами, и наша свобода бесконечно мала. Наше тело — сложное устройство, как автомобиль. Или, возможно, лучше будет сравнить с "механизированными" искусственными членами, которые люди носят взамен потерянных рук или ног. Эти протезы со своими почти сверхнадёжными источниками питания также чувствительны, как и настоящие руки и ноги, и мне говорили, что человек, носящий их на протяжении многих лет, может совсем забыть, что они ненастоящие. Но если источник питания всё-таки выйдет из строя, он сразу же осознает, что этот протез — лишь машина, и что его собственная воля играет очень маленькую роль в его движениях.
Да, всё это сказано именно о нас. Наша сила воли гораздо менее значительна, чем мы думаем, и это означает, что у нас почти нет настоящей свободы. Едва ли это имеет значение большую часть нашего времени, потому что "машина" — наше тело и мозг — всё равно делает то, что мы хотим: ест и пьёт, выделяет экскременты и спит, занимается любовью и так далее.
Но есть поэты и мистики, испытывающие такие моменты свободы, когда они вдруг осознают, что хотят, чтобы их "машина" сделала что-нибудь более интересное. Они хотят, чтобы по первому же требованию разум мог отделиться от окружающего мира и воспарить над ним. Обычно наше внимание сосредоточено на незначительных деталях, действительных объектах вокруг нас — это автомобиль со включенной передачей. Но иногда автомобиль переключается на "нейтраль" — разум перестаёт заниматься тривиальными вещами и становится свободным. Вместо того, чтобы быть привязанным к унылой реальности настоящего, он может свободно выбрать, какую реальность ему созерцать. Когда у вашего разума "включена передача", вы вспоминаете вчерашний день или же создаёте образ какого-то места на другом конце света, но картинка при этом остаётся тусклой, словно свеча при свете солнца, это просто приведение. В "поэтические" же моменты, в моменты свободы, вчера становится таким же реальным, как и миг настоящего.
Если бы могли научиться включать и выключать "передачу" разума, тогда бы человек познал секрет божественности. Но из всех вещей, которым только можно научиться, эта является самой сложной. Все мы управляемся привычкой: наши тела — роботы, желающие делать только то, что они делали в течение всего последнего миллиона лет — есть, пить, выделять экскременты, заниматься любовью — и заботиться о настоящем.
И моё открытие существования Паразитов помогло мне уничтожить эту "привычку", которую они так старательно питали и усиливали. В результате этого я неожиданно понял, что то, что человек получает маленькие глотки свободы, свои "знамения бессмертия", и тут же теряет их, совершенно не соответствует природе вещей. Ведь нет ни одного довода, почему он не может испытывать их хоть по десять часов в день, если он того хочет (полагаю, больше десяти часов может нанести ему вред, потому что, в конце концов, временами мы просто вынуждены окунаться в будничность).
Ещё с самого начала августа — когда я впервые прочёл "Исторические размышления" Карела — я постоянно осознавал возможности своей собственной свободы, и уже одно только это означало, что я разорвал цепи, сковывающие большинство людей — а держать в них человечество Паразитам в основном помогают привычка и невежественность. Кроме этого, Паразиты расположились на глубоком уровне человеческой души, где могли спокойно "пить" энергию, черпаемую людьми из источника их жизненной силы.
Я попытаюсь, чтобы вы поняли меня точно. Если бы человек не был "эволюционным животным", Паразиты нашли бы в его лице постоянного "носителя", и у человека не было бы ни малейшего шанса обнаружить их существование. Они могли бы счастливо проводить в человеке хоть целую вечность, "откачивая" его энергию, а он так бы ничего и не узнал. Но небольшой процент человеческой расы — около двадцати, если быть точным — и есть эти "эволюционные животные" с глубоким и сильным стремлением стать по-настоящему свободными. И этих-то людей Паразитам и приходится "отвлекать", и именно поэтому они иногда и вынуждены подниматься к поверхности разума — чтобы манипулировать своими марионетками. Вот так они себя и выдали.
Я уже говорил, что человек черпает свою энергию из скрытого в самых глубинах его естества жизненного источника. Этот источник — его незыблемый центр тяжести, он и есть его подлинная суть. Он совершенно неразрушим, поэтому Паразиты и не могли проникнуть в него. Всё, что они могли делать, это красть энергию во время её передачи от источника к сознательной бытности человека.
И теперь, возможно, у меня получится объяснить то, что я обнаружил, совершив по сути новое погружение в себя — хотя нужно постоянно помнить о моём предупреждении о несоответствии языка.
Прежде всего, я увидел, что мой разум погружён в абсолютное спокойствие. Больше не было абсолютно никаких волнений — потому, что это наконец-то был мой собственный разум, без всяких вторгшихся чуждых созданий. Наконец-то это было только моё царство.