Я поговорил об этом с президентом. Насколько продвинулся проект? Можно ли уже использовать корабль? Он связался с базой в Дуранго и получил ответ: нет. Корпуса был завершён, но двигатели ещё только отлаживались.
Я сказал президенту, что это неважно. Нам нужен был только сам корабль. И его надо будет покрасить в чёрный цвет. На это база ответила, что выкрасить корабль невозможно — площадь его поверхности составляет почти две квадратные мили. Президент сердито посмотрел в экран видеофона, прикрикнул и прервал связь. Затем он сказал, что, к тому времени, когда мы доберёмся ракетопланом до Дуранго, корабль уже будет чёрным.
Нас потряс уже один только размер корабля. Он сооружался в огромном кратере, образовавшемся от удара метеорита в 1980 году. Работы проводились под плотной завесой секретности. Сам кратер был защищён сверху светонепроницаемым силовым барьером, под которым корабль казался громадной укороченной пулей. Огромное хвостовое оперение, высотой две тысячи футов, являлось хранилищем парусов.
Мы прибыли на базу в Дуранго через пять часов после президентского звонка. Там всё провоняло целлюлозной краской и было заляпано чёрными брызгами, сами люди были тоже черны с головы до ног. Но и корабль был чёрным — каждый его квадратный дюйм.
Была почти полночь. Мы сказали генерал-майору Гейтсу, командиру базы, чтобы он отослал всех людей по домам и снял силовой барьер. Ему было велено подчиняться любому нашему приказу без всяких вопросов, и он оказал нам всестороннее содействие — но я никогда ещё не видел столь совершенно озадаченного человека.
Он показал нам механизм управления фотонными парусами. Они не были выкрашены и сверкали серебром, их форма несколько напоминала крылья бабочки.
Должен признать, мы чувствовали себя довольно нелепо, стоя в просторном серебряном зале корабля. Было очень холодно и противно пахло краской. Управляющие приборы уже были установлены, но пока не очень много. Ещё целый год должен был уйти на отделку внутреннего оборудования. Спереди, перед пультом управления, стояло только шесть сидений, остальным пришлось расположиться на складных стульях, установленных специально для нас.
Но стоило нам лишь начать отрывать эту махину от земли, как чувство абсурдности исчезло. У нас не возникло никаких трудностей — корпус корабля был чрезвычайно лёгким, его мог передвигать даже один человек, и поэтому задачу по пилотированию корабля мы поручили группе из десяти человек, возглавляемой Эбнером. Я взял на себя рулевое управление. Единственным человеком, не принадлежавшим нашей команде, был штурман Хэйдон Рэйнольдс, капитан военно-воздушных сил США. Он явно ломал голову над тем, что он здесь делал, поскольку всем известно, что кораблю без двигателей штурман не нужен.
Мы взлетели в двадцать минут первого ночи, поднялись на высоту десять тысяч футов и направились прямо на восток. Первые пятнадцать минут Рэйнольдс был так поражён, что от него трудно было добиться связных инструкций. Но затем он успокоился, и с тех пор полёт проходил нормально.
Американские силы ПВО были уведомлены, что в половине первого мы появимся на радарах системы раннего предупреждения, так что никаких осложнений у нас не возникло. Без четверти час по телевизору на борту мы приняли сообщение, что со стороны Луны в земную атмосферу вошёл огромный корабль-нарушитель. Оно было передано согласно нашим указаниям президенту.
Над Атлантикой мы разогнались до скорости тысяча миль в час, в результате температура на борту резко поднялась, что причиняло большие неудобства. Но нам надо было спешить. Когда мы покидали Дуранго, в Мариборе было уже половина девятого утра. Нам надо было проделать путь в пять тысяч миль, и было важно оказаться на месте до наступления вечера.
Перед тем, как пересечь европейское побережье, мы поднялись на высоту двадцать пять тысяч футов: было понятно, что ПВО Англии и Франции к этому времени нас засекут, и нам надо было постоянно сохранять бдительность.
Первая ракета была выпущена по нам где-то в районе Бордо. Десять человек с Райхом во главе создавали силовой барьер вокруг нашего корабля и взорвали ракету, когда она была в двух милях от нас. К несчастью, Райх забыл блокировать взрывную волну, из-за чего корабль внезапно швырнуло, как поплавок во время шторма. На несколько секунд мы потеряли управление, но затем мне удалось нейтрализовать злополучную взрывную волну, и мы снова плавно двинулись вперёд. После этого Райх проявлял осмотрительность и отводил от корабля ударные волны.
Телевизор показывал, что за нашим продвижением наблюдали повсюду. Взрывы направленных на нас ракет не оставили ни у кого сомнений, что мы были пришельцами с Луны, и что у нас был какой-то смертоносный луч.
К часу дня по европейскому времени мы находились прямо над полем битвы у Марибора и снизились до нескольких тысяч футов. Поскольку наш способ приведения корабля в движение был абсолютно бесшумным, мы ясно могли слышать доносившиеся снизу разрывы снарядов.
Размеры корабля оказались очень кстати. Само поле сражения было огромным — десять миль от края до края. Больших скоплений войск не было, только небольшие группы людей, управлявших передвижными орудиями и ракетными установками. Благодаря размерам корабля нас можно было отчётливо видеть со всех концов, хотя всё поле и было затянуто густым дымом.
Теперь началась главная часть операции, и её успех гарантировать мы не могли. Было бы довольно легко уничтожить всё живое на площади в сто квадратных миль и, таким образом, положить конец сражению. Однако никто из нас не смог бы этого сделать. К этим людям, пытавшимся убить друг друга, мы не испытывали ничего, кроме презрения, но чувствовали, что не имеем права убивать их.
В первую очередь надо было парализовать мобильные ракетные установки. За десять минут около дюжины из них пытались нас сбить. Ракеты были уничтожены, а затем группа Райха разделалась и с самими установками, просто смяв их. Но на всём поле битвы было сосредоточено около тысячи орудий и пусковых установок, и мы должны были убедиться в уничтожении каждой из них, чтобы ничто не мешало нам полностью сосредоточиться на выполнении главной задачи. У нас ушёл примерно час на то, чтобы в густом дыму нащупать и уничтожить каждую установку.
Вначале наше появление вызвало панику, но она быстро утихла, когда все увидели, что по ним не стреляют никакими смертоносными лучами. Операция по уничтожению орудий и ракетных установок не была такой уж зрелищной, это видели только те, кто находился у самой установки. Поэтому через какое-то время нас разглядывали скорее с любопытством, нежели со страхом. Мы выяснили это с помощью своих ментальных "щупальцев", и это здорово нас ободрило.
Всё происходившее казалось каким-то неестественным. Мы все сидели в полнейшей тишине — единственным звуком был шум ветра. Стрельба внизу прекратилась. Мы чувствовали, что за нами наблюдают миллион человек, разделённые на две огромные армии. Во многих из них даже ощущалось присутствие Паразитов — отклик, исходивший от этих "зомби", был холодным и безразличным, в противоположность реакции человека.
Настал момент, и Флейшман нажал на кнопку, управлявшую парусами. Они медленно раскрылись. Должно быть, это было потрясающее зрелище: огромные серебряные крылья сначала плавно двинулись он кормы корабля, а затем начали медленно раскрываться, пока не стали вчетверо раз больше самого судна, полной площадью восемь квадратных миль. Теперь мы выглядели как невероятных размеров насекомое с чёрным тельцем и блестящими, но при этом почти прозрачными крыльями.
Вы должны понять, что мы были в очень близком контакте с нашей "аудиторией", таком же близком, почти интимном, как и контакт между актёром и зрителями в театре. В результате мы смогли почувствовать их реакцию — полнейшее изумление лишь с небольшой долей ужаса.
Когда мы стали очень медленно снижаться к земле, я уловил перемену в их реакции. Они смотрели на гигантское серебряное насекомое как заворожённые, уже без здравого любопытства. Их активное внимание было ослаблено, что едва ли было удивительно, поскольку ни один из них не отрывал от нас взгляда в течение целого часа, и они ослеплялись солнечным блеском фотонных парусов.