- Как скучно, - сказал Найэл.
- Вот-вот, - сказала Селия. - Такое отношение и вызывает у Чарльза нескрываемое отвращение. Неудивительно, что он называет тебя паразитом.
- Но вовсе не поэтому, - возразила Мария, встав и посмотревшись в зеркало над камином. - Причина подобного отношения носит сугубо личный характер. Это глубоко затаившаяся зависть. Я всегда знала о ней, но делала вид, что не замечаю. Раз уж сегодня мы так разоткровенничались, признаем и это.
- Что признаем? - спросил Найэл.
- То, что Чарльз всегда ревновал к тебе, - сказала Мария.
Наступило долгое молчание. Прежде ни у одного из нас не хватало решимости высказать это вслух; во всяком случае, столь многословно.
- Не надо играть в правдивость, я терпеть этого не могу, - поспешно сказала Селия.
Мария всегда была так сдержана. Если ее прорвало, всякое может случиться. Но дело сделано. Однако стоило ей об этом подумать, как она тут же задала себе вопрос: а что она имеет в виду? Какое дело и почему сделано? Все слишком запутано. Теперь можно всего ожидать.
- Когда это началось? - спросил Найэл.
- Что началось?
- Ревность.
Из-за канделябра на камине Мария достала губную помаду и стала красить губы.
- Ах, не знаю, - сказала она. - Думаю, очень давно. Возможно, когда я вернулась на сцену после рождения Кэролайн. Чарльз отнес мое возвращение на твой счет. Он считал, что ты имеешь на меня влияние.
- На тебя никто никогда не имел влияния, - сказал Найэл. - И я менее всех.
- Знаю, но он этого не понял.
- Он хоть раз что-нибудь сказал? - спросила Селия.
- Нет, просто я почувствовала. Между нами возникла странная напряженность.
- Но ему следовало знать, что это случится, - возразила Селия. - Я имею в виду твое желание выступать на сцене. Не мог же он надеяться, что ты поселишься в деревне, как обыкновенная женщина.
- Думаю, что надеялся, - сказала Мария. - По-моему, он с самого начала неправильно понял мой характер. Я уже говорила вам, что виной тому мое исполнение роли Мэри Роз. Мэри Роз деревенская девушка. Постоянно прячется среди яблонь, а потом исчезает на острове. Она была призраком, и Чарльз полюбил призрак.
- А кого полюбила ты? - спросил Найэл.
- Раз я была Мэри Роз, то я полюбила Саймона, - ответила Мария. Чарльз был воплощением всего того, что я видела в Саймоне. Спокойный, надежный, преданный. К тому же в то время рядом со мной никого не было. И все эти цветы...
- Чарльз не единственный, кто посылал тебе цветы, - сказала Селия. - Ты их от многих получала. Один богатый американец каждую неделю посылал тебе орхидеи. Как его звали?
- Хайрэм как-то-там-еще, - сказала Мария. - Однажды он нанял самолет, чтобы свозить меня в Ле Туке*. Меня стошнило прямо на его пиджак. Он очень мило к этому отнесся.
- Выходные прошли успешно? - спросил Найэл.
- Нет. Меня все время не оставляли мысли о пиджаке. Так трудно вычистить. А когда в воскресенье ночью мы летели обратно, пиджака с ним не было.
- Наверное, он подарил его официанту, - сказал Найэл. - Или лакею. Скорее всего лакею. Тот мог без лишних слов сбыть его с рук.
- Да, - сказала Селия, - и будучи лакеем, наверняка знал, как его вычистить. Но как бы то ни было, два дня проведенные с Хайрэмом в Ла Туке, еще не объясняют, почему Мария вышла за Чарльза. Цветы и надежность тоже не причина. Не при чем здесь и Саймон с Мэри Роз. Все это Мария могла иметь и не выходя замуж. Наверное, в Чарльзе было нечто такое, что побудило ее на два года бросить театр и уехать в деревню.
- Не раздражай девушку, - сказал Найэл. - Нам прекрасно известно, почему она это сделала. Не понимаю, отчего ты так скрытничаешь.
Мария положила пудреницу в вазу, где она лежала с прошлого воскресенья.
- Я не скрытничаю, - возразила она. - И если ты имеешь в виду, что я еще до свадьбы забеременила Кэролайн, то это неправда. Чарльз слишком достойный человек, чтобы позволить себе нечто подобное. Кэролайн родилась день в день через девять месяцев после свадьбы. Просто я была одной из светских невест. Замужество казалось мне таким романтичным. Словно с тебя снимают покрывало.
- Ты, конечно, чувствовала себя немного лицемеркой? - спросила Селия.
- Лицемеркой? - Возмущенная Мария отвернулась от зеркала. - Ничуть. Почему, черт возьми, я должна была чувствовать себя лицемеркой? До этого я никогда не была замужем.
- Да, но...
- Это был один из самых волнующих моментов в моей жизни. И то, о чем я говорила, и венчанье в церкви Св.Маргариты, и как я шла через придел, опираясь на руку Папы, вся в белом с головы до пят. Правда, был и один неприятный эпизод. На мне были новые туфли. Не помню почему, но я купила их в страшной спешке, и на задниках у них была указана цена. Когда, преклонив колени для молитвы, я вдруг вспомнила про это, то даже благословения не услышала. В голове у меня стучала одна мысль: "О, Господи! Мать Чарльза увидит цену на задниках моих туфель".
- А если бы и увидела, разве это так уж важно? - спросил Найэл.
- Да. Она бы узнала, где я их купила и что стоят они всего тридцать шиллингов. Я бы этого не перенесла.
- Сноб, - сказал Найэл.
- Нет, - возразила Селия. - Вовсе не сноб. Девушки страшно чувствительны к таким вещам. Я так до сих пор чувствительна, хотя, видит Бог, уже не так молода. Если я покупаю платье в Харви Никола*, то всегда отрываю этикетки. Тогда могут подумать, что платье сшито по индивидуальному заказу у какого-нибудь знаменитого портного, а не куплено в магазине.
- Черт возьми, а кого это заботит?
- Нас. Нас, женщин. Довольно глупо, но для нас это предмет личной гордости. Однако Мария пока так и не сказала, почему она вышла замуж за Чарльза.
- Она хотела стать Достопочтенной миссис Чарльз Уиндем, - сказал Найэл. - И если ты полагаешь, что была какая-нибудь иная причина, то ты никогда по-настоящему не знала Марию, хоть Папа и породил вас обеих.
Найэл закурил сигарету и бросил зажженную спичку на камин рядом с губной помадой Марии.