— Точно знаешь, что санитар уволился? — привстал на койке Гвоздь.
— Точно! Мне баба Феня нынче по секрету объявила. Говорит, наш Тимур-то в гору попер. На хорошее место где-то в городе устроился. Вот тебе и весь расклад до копейки.
— Дела-а, — задумчиво протянул Гвоздь.
— Вот и я говорю: душевный был мужик. Должок с меня не востребовал. Перевердон! Как будто и не давал…
— Забыл, наверное. А большой долг?
— Не то чтобы и очень, но все-таки! Порядок есть порядок, сам пойми. Если всякая сволочь долгов отдавать не станет, то это ж полная перестройка получится! Нет, брат, долги отдавать — это первейшее дело. Так что если вдруг встретишь где Тимура, то сразу ему отдай за меня тридцать три рубля. Я тебе потом верну…
— Во хмырь! Ищи дурака, — откидываясь на подушку, сквозь зубы процедил Гвоздь.
В пятницу вечером в санаторий неожиданно заявился Кирпич. Был он явно не в духе, и потому Гвоздь поостерегся лезть к нему со своими вопросами.
Когда все улеглись спать после отбоя, в палату заглянула санитарка баба Феня и, подойдя к кровати Гвоздя, легонько потрясла его за плечо.
Только что начавший засыпать Гвоздь сразу вскинулся:
— А?.. Кто?
— Тише, тише, неугомонный! К тебе там пришли. Выдь-ка на минутку! — проговорив это, она ушла, а Гвоздь вскочил с койки и принялся натягивать пижамные штаны на свои худосочные мослы.
— Гвоздь, а бабка-то запомнила твои нежности и любовь, когда ты в стельку был нализавшимся!.. — хохотнул со своего места Петрович. — Недаром она к тебе заявилась в эту ночь. Ох недаром! Нынче же полнолуние! А бабки же тоже женщины, им еще охота…
— Заткнись, падла! Мужиков разбудишь! — прошипел Гвоздь, накидывая на плечи больничный халат и выходя из палаты.
— Да нет, они уже третий сон видят, — пробормотал ему вдогонку Петрович, поворачиваясь лицом к стенке.
На дворе санатория Гвоздя ждал тот, кого он и вовсе не ожидал больше здесь увидеть.
— Тимур? — удивленно спросил он. — Ты как сюда попал? Мне сказали, что ты уже, фьють, улетел из наших мест…
— Улететь-то улетел, да вот, видишь, вернулся. Дела еще кое-какие имеются, — ответил Тимур и тут же задал свой вопрос: — Кирпич здесь?
— Явился — не запылился, как раз сегодня вечером. Дрыхнет в нашей берлоге.
— Хочешь подзаработать? — придерживая за рукав приплясывающего на морозе Гвоздя, снова спросил бывший санитар.
— Само собой! Кто ж не хочет… Говори быстрей, а то я дуба дам от холода!
— Предупреди Кирпича, чтобы поостерегся. А еще лучше — вообще отсюда сматывался. Скажи ему, что за его голову один серьезный человек большие деньги посулил. В общем, заказали его. Так ему и передай.
Услышав это, Гвоздь даже забыл о морозе.
«Вот так бляха-муха! — подумал он, отворачиваясь на минуту от Тимура и посмотрев на полный диск луны, окутанный легкой дымкой. — Видать, Браслет все же взялся за ум и решил использовать мои сведения. Ну и грохнут Кирпича завтра или послезавтра, и что мне с того? Какой навар? Зато сам Кирпич за такие сведения должен отстегнуть не триста, а целую тыщу баксов. Главное тут не прогадать и не продешевить!»
— Слушай, Тимур! — снова повернувшись к тому месту, где только что находился бывший санитар, позвал Гвоздь. — А ты точно знаешь?..
Но Тимура на месте уже не было. Он исчез так неслышно и незаметно, что Гвоздь даже зажмурился и потряс головой, чтобы прогнать наваждение.
— Дьявол, а не человек! Может, прав Петрович, что сегодня ночь полнолуния…
Вернувшись в здание, Гвоздь остановился в коридоре у батареи, чтобы погреть руки о горячую трубу. Неожиданно для себя он увидел Кирпича, идущего по коридору в одних трусах.
«Кирпич в роли стриптизерши! — ухмыльнулся про себя Гвоздь. — Постой-ка, да у него же глаза закрыты! Бляха-муха! Да он же лунатик! Мама родная… Совсем все с ума посходили! Нет, сейчас с Кирпичом разговаривать бесполезно. Во сне он денег не даст. Что очень и очень досадно…»
Кирпич прогулочным шагом миновал коридор первого этажа, походил по лестничной клетке вверх-вниз, потом стал бродить по коридору второго этажа.
О лунатиках и лунатизме Гвоздь знал очень мало, а хотелось узнать побольше, и потому он ходил за Кирпичом, как пришитый, стараясь, чтобы тот не натолкнулся на него в темноте. Сперва, правда, у Гвоздя возникло большое желание подойти к Кирпичу и заговорить с ним, но потом он вспомнил рассказ все того же Петровича, поведавшего ему об одном своем соседе по дому в поселке, где он жил. Тот в такие же ночи полнолуния частенько расхаживал по улице в чем мать родила. А один раз весной Петрович увидел его на крыше собственного дома, по которой он прогуливался, словно мартовский кот. Но когда Петрович окликнул соседа, тот проснулся, открыл глаза и, не удержавшись, грохнулся с крыши, убившись насмерть.