Миньян завершился, Амир сидел, склонив голову, и я не мог поймать его взгляд. Когда мы с отцом уходили, я указал ему на Амира. Отец улыбнулся: известие о том, что кто-то из моих новых знакомцев ходит в синагогу, явно его утешило.
Все утро я редактировал сочинение Ноаха. Оно оказалось, мягко говоря, посредственным. Я исправил грамматические ошибки, вычеркнул опрометчивые замечания о сексуальных наклонностях Шейда и в конце концов сунул бумаги в почтовый ящик Ноаха. Я сидел у нашего бассейна, перечитывал собственное сочинение (я вдруг с тревогой осознал, что до начала учебного года осталось всего ничего, считаные дни), как вдруг у меня зазвонил телефон.
– Алло?
– Это твой любимый сосед.
– Привет, Ноах.
– Здорово ты исправил сочинение. Теперь совсем другое дело. Спасибо тебе еще раз.
– На здоровье.
– Кстати, я могу заплатить.
– В смысле?
– Многие берут за такое деньги.
– Нет-нет, не нужно.
– Точно? Ты можешь брать за это деньги. Если ты будешь писать сочинения за других, тебе будут хорошо платить. У тебя талант.
– Спасибо, не стоит.
– Ладно, но если передумаешь, говори. Я расскажу о тебе народу.
– Хорошо, – неловко ответил я. Мне на руку сел комар, попытался украсть мою кровь. Я раздавил его. – Спасибо.
– Ну что, как спалось после вечеринки? – спросил Ноах.
– Отлично. – Я решил не упоминать, что мне приснился кошмар, будто дядя Норман, как в мультфильме, гоняется за мной с топором.
– Вот и славно. Мы собираемся на пляж. Выходи в десять.
Он прибыл со свитой: Ребекка впереди, волосы заплетены в косу, поверх купальника огромная майка Ноаха, сзади Оливер в солнечных очках с красными стеклами и голый по пояс Амир.
– Знаешь что, – сказал Амир, когда я забрался на заднее сиденье и уселся посередине, – ты единственный из нашей школы, кого я видел на миньяне.
– А ты разве меня видел?
– Он, когда молится, ничего не замечает, – подначил Оливер.
– Мне жаль, если тебя не устраивает, что я молюсь, – парировал Амир.
– Не расстраивайся, – ответил Оливер. – Ты клевый чувак, вот и все.
– Это еще почему? – удивился Амир.
– Ребят, – вмешалась Ребекка, – не надо.
Ноах перестроился, подрезал едущего сзади, и нам разъяренно загудели. Оливер и Амир одновременно выставили в окно руки с оттопыренными средними пальцами.
– Ты для меня загадка. – Оливер поднял стекло. – Ари, скажи ему, что он загадка.
– Ребят, ну не начинайте, – попросила Ребекка, настраивая кондиционер. – И не втягивайте Ари.
– Почему это я загадка? – поинтересовался Амир.
– Вечером лапаешь Лили, утром бежишь на миньян.
Амир снова нервно захрустел костяшками.
– Вам не кажется, что Оливер как-то слишком на мне зациклен?
– Ишь ты, какой чувствительный. Я всего лишь объясняю нашему новому другу – правда, Ари? – что и как. Тебя ведь смущают наши порядки?
– Нет, – выпалил я и почувствовал внезапное желание изучить свои ногти. – Мое дело десятое. – Хотя, если честно, я пока что не разобрался, какое место занимает вера в этом псевдосветском мире. Например, за все время я ни разу не видел Ноаха и Оливера в кипах, хотя оба учатся в ешиве. (Амир сегодня напялил панаму с дельфином.) В Бруклине такое невозможно представить, здесь же это в порядке вещей. Я мог только догадываться, соблюдают ли их семьи кашрут и шаббат, но понимал, что главный, пусть и неофициальный, организующий принцип религиозности, бытующей в Зайон-Хиллсе, – избирательность. По всей видимости, здесь люди могут позволить себе роскошь исполнять только те мицвот, которые кажутся им важными или приятными, не обременяя себя тягостными или устаревшими. Шимон, мои бывшие раввины, даже мой отец осудили бы такую свободу выбора, пожалели бы еврея, который отказывается от многовековой традиции. Я же начинал сознавать: в том, чтобы держаться старинных обычаев, не жертвуя участием в современной жизни, есть свой смысл.
Оливер улыбнулся:
– Неужели? То есть если бы я, например, спросил тебя, включишь ли ты в своей комнате свет в шаббат, ты бы ответил…
– Не включу. – Я откашлялся.
– А если бы я спросил тебя, включит ли Ноах свет? Включу ли я свет?
– Меня это не касается.
– Безусловно. Но как ты думаешь?
– Оливер, – вмешалась Ребекка. – Хватит.
– Говори как есть, чувак, – не унимался Оливер, – всем пофиг.
– Я правда не знаю, – ответил я.
– Как думаешь, Амир делает это?
– Что – это?
Оливер пожал плечами:
– Нарушает шаббат?
Амир открыл было рот, но решил промолчать.