– Нет, – ответил я, стараясь не смотреть на Амира. – Думаю, не нарушает.
Оливер ухмыльнулся.
– Так я тебя разочарую. Здесь действуют те же правила, что и везде. В шаббат мы не работаем и не садимся за руль, но можем отправить сообщение или походя включить телевизор, чтобы посмотреть баскетбол. Никакого мяса, боже упаси, а молочное ешь сколько влезет, особенно если у тебя каникулы и никто не видит. Верим ли мы в Потоп, в то, что море расступилось, или, я не знаю, в Валаамову говорящую ослицу? Может, верим, может, нет, но, как бы то ни было, мы непременно внушим тебе, как важно пропустить несколько лет подготовки к колледжу, чтобы твои дети узнали эти истории и усвоили такое же двойственное к ним отношение!
Повисло неловкое молчание, я смущенно смотрел сквозь лобовое стекло. Ребекка покачала головой и продолжила читать твиттер. Ноах чуть убавил музыку.
– Господи, Оливер, – сказал он, – ты что, брал у Эвана уроки по фейстайму?
– Говори что угодно, – Амир потирал обнаженные плечи, – но если у тебя не хватает мозгов, сердца или, не знаю, нравственности, чтобы оценить сложности ортодоксальной жизни, это не значит, что ей не хватает глубины.
Оливер примирительно поднял руки.
– Я всего лишь хочу сказать, – со смешком произнес он, – что современный ортодоксальный иудаизм – тот еще эксперимент.
На пляже стояла такая жара, что захватывало дух – яркое солнце, слепяще-белый песок. Ребекка выбрала нам местечко у воды. Я впервые оказался на настоящем пляже и как-то растерялся. Слева от нас лежали на животах две женщины без лифчиков. Я отвернулся от них, Оливер ущипнул меня за лопатки.
– Добро пожаловать в страну плоти, цадик, – сказал он.
Видел бы это Мордехай, подумал я.
Ноах с Ребеккой пошли купаться. Мы с Амиром и Оливером лежали на полотенцах, глядя в ясное небо. Оливер быстро заскучал, достал припрятанный пакетик с травой, папиросную бумагу и принялся сворачивать косяк.
– Рискуешь, – предостерег его Амир.
Оливер фыркнул. Свернул косяк, облизнул и залепил края бумаги, полюбовался делом своих рук. Закурил, глубоко затянулся, лениво оперся на тощие локти, зашелся кашлем. Протянул мне косяк. Я покачал головой, отвернулся от дыма.
– Мистер Самсон?
Амир не поднял глаз от книги.
– Ладно. – Оливер щелкнул указательным пальцем по косяку, стряхнул пепел на песок.
Повисло молчание. Ноах с Ребеккой заплыли так далеко, что превратились в точки на синеве. Чуть погодя Амир тоже пошел купаться, я же остался с Оливером, пускавшим струи дыма.
– Оливер, – начал я, провожая взглядом Амира, заплывающего все дальше и дальше, – помнишь, что ты говорил на вечеринке у Ниман? Про семью Амира?
– Извините, офицер, не припоминаю. – Оливер набросил на голову полотенце. – Я много чего говорю про Амира. – Над нами пророкотал самолетик с рекламной растяжкой ночного клуба в Коконат-Гроув. – Хорошее место, – Оливер ткнул пальцем в самолетик. – Хочешь, съездим сегодня вечерком?
– Нет уж.
– Ты когда-нибудь был в ночном клубе?
– Если честно, нет.
Он демонстративно закопал окурок.
– Дай только срок, я собью тебя с пути истинного.
Я поправил кипу, черный бархат раскалился на солнце.
– Это вряд ли.
– Ты чего-то хотел спросить?
– Амир сегодня утром был в шуле с каким-то стариком. Кто это?
– Дед его. Мощный чувак. Герой войны Судного дня. Командовал знаменитой танковой операцией, переехал в Америку, окончил Массачусетский технологический институт, выучился на архитектора или кого-то в этом роде.
– Они живут вместе?
– Ага. Дикая ситуация. Когда Амир был помладше, отец его свалил. Мужик он хороший, но, видать, надоело ему быть ортодоксом, и он вернулся в Тель-Авив. Кажется, со старшей сестрой Амира он общается, а вот Амиру миссис Самсон запрещает общаться с отцом. У мамаситы[72] Самсон нрав крутой, уж поверь. Она баба вспыльчивая, и это еще мягко сказано. Амира гоняет в хвост и в гриву. Не дает спуску. Он и в сортир без ее разрешения не сходит. Это из-за нее он будет поступать в МТИ. Ну, не только из-за нее, а еще и из-за этого героя войны, который переехал к ним, когда его сынок сделал ноги. Ничего себе история, да? Напомни мне, чтобы я пошел учиться на историка, если я вообще поступлю.
– Так они втроем живут? И дед, получается… бывший свекор матери Амира?
– Ага, но при Амире об этом не упоминай, тебе же лучше будет. И об отце он говорить не любит.
Мы замолчали. Вскоре нас сморило от жары.
Когда я открыл глаза, надо мною склонились две девушки – одна смуглая, с выгоревшими золотистыми волосами, вторая необычайно бледная. В теплом вязком пространстве между сном и явью я с мечтательной улыбкой вглядывался в их лица – туманные, вызывающие. В следующий миг дымка безжалостно взорвалась.