- Pater noster, qui es in caelis, sanctificētur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terrā. Panem nostrum quotidiānum da nobis hodie, et dimitte nobis debĭta nostra, sicut et nos dimittĭmus debitorĭbus nostris. Et ne nos indūcas in tentatiōnem, sed libĕra nos a malo. Amen. (Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Аминь.) - Выйдя из шатра, он посмотрел на заполняющий луг городской народ, на сидящего посреди первой центральной лавки своего старшего брата-барона, перекрестился, надел шлем, взял щит и двинулся к коню. Второй оружничий стоял с тремя копьями в руках. Вместо обычных узких острых наконечников на них были насажены коронели - тупые трёхглавые коронки. На противоположном конце луга, у красного шатра, яркий солнечный луч отразился от зеркальной чешуи княжьего доспеха и на мгновение ослепил зрителей и соперника. На голове князя сиял остроконечный шлем с нащёчниками, а лицо закрывала стальная личина с прорезями для глаз. На красном поле его щита был нарисован пятнистый, вставший на задние лапы рычащий зверь, пардус. Чудовище, пляшущее под поединщиком, нельзя было назвать простым жеребцом. Только однажды, сопливым мальчишкой, видел соперник такого в далёкой отсюда земле фризов. Гнедой зверь, казалось, вместо пара из ноздрей выпускал дым и огонь. На центральной скамье между тем прибавилось народу. Рядом с обжатой досками сломанной ногой барона, чернело монашеское одеяние дядьки-схимника. Тут же расположился отец-благочинный. А промежду гридней-дружинников, боярин, с одной стороны, и посадник, с другой. Всадники медленно съехались на середине луга по разные стороны забора. Подняли копья в приветствии и разъехались к своим шатрам. Народ приветствовал рыцарей, любуясь на непривычное конное противостояние.
Оставшийся в городе за самого главного благочинный поднялся, сказал: "С Богом!", - и махнул рукой. Бойцы медленной рысью начали разгон, постепенно переходя на жуткий карьер. И вот два урагана, серый и гнедой, сошлись прямо напротив барона. Он вскочил, охнул от боли и упал на скамейку. Копьё брата ударилось в голову нарисованного на щите пардуса, лопнуло и разлетелось на щепы. Юный князь качнулся в седле, но удержался. Его копьё попало в нижнюю часть топхельма, отчего ливонец на миг потерял сознание. Серый конь от удара сел на задние ноги, но тут же вскочил, выбрасывая из седла неудачливого седока. Княжеское копьё преломилось в нескольких местах. А рыцарь, очнувшись, увидел белый хвост своего жеребца, тут земля догнала его и мир схлопнулся. Под рёв заполнившего луг народа, князь, развернув коня, вернулся к своему шатру и ушёл разоблачаться. А пажи братьев-рыцарей, поднимая и поддерживая, провожали стонущего в шатёр, приводить беднягу в порядок.
- Вот он, Божий суд, - произнёс так и не успевший сесть настоятель церкви Михаила Архангела. В это время дружинники уже поволокли боярина к угловой башне, но он развернулся и крикнул в сторону красного шатра:
- А где гепард то, г...- и поперхнулся. С наплавного моста, из тумана, выезжал на луг улыбающийся во весь рот кат - Селифан. За ним ехала телега со связанным и ободранным боярским выжлятником. А дальше, впереди городового отряда, сияющий, как медная городская деньга, Жирок, ведущий в поводу вытянувшего во всю длину свой хвост, пятнистого зверя - пардуса.
Эпилог.
В лето ҂sѱмє҃ (шесть тысяч семьсот сорок пятое) от сотворения мира, орда Бату- хана, идя громить Новгород, простояла у этого города две недели. Никак не могла взять. И до Новгорода не дошла. А сам город монголы сожгли дотла. Жителей, кто был выше тележного колеса, вырезали, а укрывшихся в Михайловской церкви, сожгли вместе с храмом.
В лето ҂sѱн҃ (шесть тысяч семьсот пятидесятое) от сотворения мира, повзрослевший ливонский рыцарь, с полусотней таких же как он, возглавил отряд из набранных чудских бояр и снова встретился с княжичем, у которого на щите был изображён пардус. Князь тоже повзрослел. Прославился победой над шведским ярлом Магнусом Биргером, за что получил громкое имя - Невский. Дружина Александра Ярославича выросла до двух сотен. С нею были городовой и владычный полки Господина Великого Новгорода. Стремительным ударом у Чудского озера, орденцы были разбиты вдребезги. И на шесть тревожных лет на земле между Дерптом и Новгородом установился такой дорогой для народов мир.