– Что плохого в том, чтобы зарабатывать деньги? – спросила я. – Я умею писать легко и люди готовы платить за это. И это куда приятнее, чем валяться с тобой на пару пластом и страдать похмельем. Не хочу я ни оставаться голодным художником, ни писать «настоящую» литературу. Я хочу зарабатывать деньги. Точка. И если тебя не устраивает то, что я этого хочу, это… твои проблемы!
– Я, в отличие от некоторых, не масс-продукт, – презрительно парировала она. – Но если ты желаешь стать такой же, как Ира – вперед.
Мое сознание раскололось на до и после. И до меня вдруг дошло. С ослепительно белой ясностью, с которой молния освещает поваленную сосну.
– Да ты ведь просто боишься! – сказала я. – Тебе плевать на то, что сама ты ничего не добьешься. С этим ты уже давно смирилась и не пытаешься. Тебе плохо от одной лишь мысли, что я чего-то добьюсь. Вот почему ты хочешь, чтобы я занималась тем, что ты называешь «литературой». Чтобы быть уверенной – я утону в том же депрессивном дерьме, что ты.
Я пошла к себе в комнату. Достала полоску почти выцветших стикеров с изображением Скотта. Внешность почти не угадывалась. Лишь черные пятна – волосы, глаза, свитер. С тем же успехом, тут мог быть сфотографирован Кан, Тимур или Кроткий… И я задумалась, а что – если? Мысленно перенесла его в настоящее. Представила с собой рядом – таким, каким помнила. Представила рожу Макса, который бы проглотил свои слова про мою фригидность вместе с языком… рука сама собой начала вдруг писать.
Скотта я потом переименовала в Костю.
***
– Классно, – сказала Ирка, пробежав глазами заметку. – Вот можешь же, когда хочешь! Прям в «Саппоро» захотелось…
Я гордо улыбалась в ответ. Голова кружилась. Чтобы написать эту историю, о прошлом Новом году, якобы проведенном в «Саппоро», я раскопала самые потаенные мечты. Выцарапала из них самые мещанские, по мнению Богданиных гениев, желания…
Заметка пахла елкой и мандаринами; между строк рассыпались конфетти; с абзацев свисали сверкающие ленточки серпантина. Я читала и перечитывала, слыша в голове звуки вальса и Скотт поднимался с барного табурета, чтобы поцеловать меня.
Когда он отстранился, я вдруг увидела лицо Димы…
Часть третья, в которой я выслушиваю за старые грехи, учусь грамматике и возобновляю старые связи.
«Любим мы, а не нас»
Ангелина ЗЛОБИНА
«Женщина любит только один раз. Всеми остальными – она пытается доказать тому, первому, который разбил ее сердце, что он был лишь простым увлечением.
Наше мнение о себе закладывается лет в тринадцать-четырнадцать. Если в этом возрасте ты блистала во все стороны внешними данными, ты будешь считать себя звездой номер раз даже спустя многие годы, что бы природа при этом с тобой ни сотворила.
Лет в тринадцать я узнала, что даже для того, чтобы назвать меня просто «обычной нормальной девчонкой», собеседник должен иметь очень доброе сердце. Это мне сказал двоюродный брат (которого я тайно любила всю свою жизнь), когда я вертелась перед зеркалом, жутко довольная тем, что вижу. И все померкло: я ему поверила. Он был старше на десять лет, и все, что он говорил, было для меня догмой.
– Но ты не расстраивайся, – сказал он, чтобы как-то сгладить свои слова. – Многие маленькие уродины вырастают в очень интересных… собеседниц.
После такого я, чтобы доказать всем родственникам, что Андрей был лишь детским бредом, обрушила всю свою любовь на плакат Ван Дамма. Потом был плакат Лундгрена и еще много-много других кумиров. Попытки одноклассников пригласить меня на свидание я считала издевательством, на которые научилась отвечать быстро и жестко. Андрей уже давно уехал в Омск и исчез из моей жизни, а влюбиться в кого-то снова я боялась.
Так прошло шесть лет…
На годовщину – 30 лет совместной жизни его родителей – меня пригласили отдельно, памятуя о постоянном «динамо» в сторону всех остальных праздников. С ремаркой: «Присутствие обязательно!!!».
На входе в зал сталкиваюсь с… Андреем. Тоже приехал! Он минуту смотрит на меня как на Нечто особенное. Затем стискивает в объятиях и заверяет, что жутко рад меня видеть.
Весь вечер мы сидим рядом, где-то на «камчатке», и я не могу унять дрожь в руках и коленях. Праздник близится к закрытию ресторана. Любимый намекает, что мы могли бы пойти в гостиницу. Я уже наполовину близка к инцесту… И тут он вдруг неожиданно вспоминает, что мы на семейном мероприятии.