Я стиснула зубы.
– Ты так спросил, что сразу ясно было: это сарказм.
– Ты идиотка?!
Ну, ясен пень! Как я могла решить, что не виновата? На каждый неверный шаг у Кана три объяснения и куча доказательств того, что я сама-дура. Махнув на него рукой, я сказала: «Ой, все!» и встала было… Но тут же снова села под его взглядом. Если бы Нео так посмотрел на агента Смита, тот распался бы на пиксели еще в первом фильме.
– Ой, все тут будет, когда я скажу, ясно? – проговорил Кан медленно; его ноздри сузились, брови приподнялись; я мысленно попрощалась с жизнью.
Хотя и не до конца поняла, что сделала.
Не зная, что сказать, я расплакалась, прижав колени к груди. Кан сел. Притянул меня к себе на плечо.
– Прости… Ты пила? После того, как мы…
– Зачем ты мне соврал, что бесплоден?
– Я не соврал… Просто не сказал, что продолжаю лечиться.
– Я поздравляю: ты вылечился!
– Ты думала о том, чтобы оставить ребенка? – его голос слегка дрожал.
Часть меня жаждала сказать «нет». Ударить его как можно больнее. Но я лишь всхлипнула еще громче. Как я могла соврать ему? Когда он так на меня смотрел? Я кивнула… Несколько раз подряд.
– Конечно думала. Как я могла не думая выскрести детей от тебя?!
– Детей?
– Похоже, там сразу двое…
Дима выдохнул, словно в воду нырнул. И рассмеялся вдруг. Его рука легла на мой живот. Таким естественным, таким нежным жестом, что я машинально накрыла ее своей. Он заглянул мне в глаза. Слова закончились. Слова стали не нужны… Кан молча взял меня за руку, обнял и повел назад.
В кабинет из которого я только что вышла.
«Решение».
Беседа с врачом окончательно исчерпала запасы его красноречия.
Я никогда не думала, что все так запутано и серьезно. Не придавала значения старым связям. Тому, как много врачей в этом городе знали бабку. Тому, как много врачей в этом городе, по-прежнему, знали Жанну Валерьевну, Диму, меня.
А он понимал. Он с самого начал все понимал. И сидя в маленьком кабинетике, пропахшем дезинфекцией и бумагой, еще раз выслушал. Все. Про «невинную девочку», про «ты же взрослый мужчина!» Про безответственность, про неосторожность, про то, что «приличный человек сперва бы женился!» И я не могла помочь. Что я могла сказать? «Вы знаете, теть Света, Дима не виноват. Я на самом деле, такая шлюха! Со всем его окружением перетрахалась, включая его любовницу. И не забудьте рассказать остальным. Особенно, его маме!» Пришлось сидеть рядом. Держать его за руку и молчать.
– Прости, – прошептала я, несмело тронув его рукав. – Я в жизни не думала…
Он не сказал ни слова.
Замкнувшись в себе, Дима молча вел машину по городу. Пролетавшие за окном фонари то и дело выхватывали из темноты его бледное, ничего не выражающее лицо. Если он и помнил о том, что я – рядом, то виду не подавал.
– Дима, – сказала я, – мне плохо. Меня тошнит, когда ты постоянно петляешь.
Он тихо выругался.
Развернул машину, в лучших традициях полоумных братков, взвизгнув колесами. И мы слетели по склону с Муравьева-Амурского. Джип повернул к желто-белому дворцу с высокими греческими колонами и резко остановился, зафыркав на холостом ходу.
Дима молчал, не спуская глаз с приборной панели. Я тоже молчала, тупо глядя на здание. Главный городской ЗАГС. Если это намек, то я готова была понять его верно. Но Кан ни на что мне не намекал. Лишь молчал и смотрел на ему лишь видимую точку. И я поняла, почему он медлит. Он был чересчур порядочным, чтобы не жениться. Он мне еще в Корее сказал, что его ребенок родится законнорожденным.
Все было предрешено.
Я снова вспомнила предсказание. Почему я считала, что выйти замуж без радости, мне будет все равно радостно? Радостно не было. Печально было. Я пузом его приперла. Хотя и твердила, что не желаю иметь детей. Теперь желала. А Дима?..
– Ты любишь меня еще? – спросил он внезапно.
– Я тебе десять раз уже говорила…
– Так скажи в одиннадцатый! Так, чтоб я понял.
– Да, я люблю тебя, – процедила я. – Аж, подыхаю! А ты меня?
– Да всей, блядь, своей душой! – он врезал кулаком по рулю.
Меня подкинуло в кресле.
Какая-то женщина шарахнулась от резкого звука клаксона. Упала. Беспомощно заворочалась на сухой листве, пытаясь подняться. Выругав ни в чем не повинную жертву своей несдержанности, Дима выбрался из кабины и пошел ее поднимать. На мой взгляд, это могло напугать ее еще больше, но женщина, когда ее достали из листьев и отряхнули, выглядела довольной.
Дима вернулся, наполнив салон запахами улицы: дыма, выхлопных газов летящих мимо автомобилей и незнакомых женских духов. Похоже, он не шутил.