Антон догадывался, что возмужание не всегда происходит плавно, день за днем, год за годом, что иной раз одна ночь может стоить десятилетий. Он бы не сумел объяснить словами, откуда в нем такое упорство, но чувствовал, что в глубине его сознания живет постоянная тревога за судьбу товарищей, которые страдают от голода и жажды. А ведь он хочет снова видеть их сильными и бодрыми. Такие люди нужны и этим горам, и другим людям, и даже этому полицейскому, если, конечно, на его руках нет крови борцов и если он будет искренним в своем раскаянии.
– Хорошо! Тогда докажи, что ты не волк, и отпусти меня с миром!
Полицейский остановился.
– Да твой начальник понятия не имеет, сколько нас и как близка уже наша победа!…
– Не знаю, что известно моему начальнику, но я должен был бросить тебя еще в винограднике!
– Тогда бы и ты остался там же. Ведь твой пистолет был уже у меня.
– Скажи, что я тебе сделал? Избивал тебя? Нет! Нес на своем горбу… И за это ты играешь со мной, как кошка с мышкой?
– Если и отвечу, ты все равно не поймешь. Ну, хватит! Давай, двигай!
Антон приставил пистолет к виску полицейского - его отрезвит ледяное прикосновение металла. Но не ошибается ли он? «Человек потому и человек, что с самого рождения несет в себе риск и опасности» - так говорил политкомиссар Димо, и Антон ему верил. Но если этот полицейский на самом деле не полицейский и причастен к тому же делу, что и он? Только умнее и сильнее его? В противном случае зачем бы он столько времени тащил на себе партизана? Что заставляло его обходить засады и по снегам, сугробам и бездорожью тащить Антона? Ведь начальник полиции приказал: «Выведи его за город, и пусть катится!»
Полицейский ослушался приказа. Почему? Из сострадания к Антону? Или потому, что в его душе сохранилось что-то человеческое? Ведь человеческое свойственно каждому. Или он свой?…
И Антон решил действовать по-другому.
– Стой!
Полицейский остановился.
– Именем революции приговариваю тебя к смерти!
Полицейский даже не вздрогнул.
– Стреляй! Теперь мне все едино - смерть белая или смерть черная!…
– Врешь! Не все равно! - Антон уже начинал терять веру в то предположение. У своего не нашлось бы столько желчи и безразличия.
– Дурак! Ведь я знаю, что ты меня не убьешь!
– Почему ты так думаешь? - спросил Антон, уже окончательно убедившись, что этот господин в полушубке не может быть своим.
– Твой напарник убит, и только я могу подтвердить, что ты его не предавал.
– Мерзавец! - выдохнул Антон, и грудь его сдавила незнакомая боль. Мануш… Мануш мертв? Нет, это невозможно. Мануша убить нельзя! Это очередная уловка в бесконечной цепи устраиваемых им засад и провокаций.
Полицейский снова пошел, сгибаясь под тяжестью раненого парня. Снег хрустел под ногами. И Антон представил себе, как они подходят к землянкам и он приводит полицейского к своим товарищам, едва-едва живым от голода… Нет! Пусть летит время, он должен все обдумать, взвесить и найти выход. Но удастся ли это? Успеет ли он? Продукты, спасительные продукты! Если Мануш жив, он уже отогнал груженых мулов. А если погиб… Мануш, с большими, закрученными кверху усами и веселыми задорными глазами… Мануш! Никто из ятаков не знает, где партизанские землянки. Если бы Антон мог двигаться самостоятельно… Тогда бы он оставил полицейского и пошел сам. А теперь? Послать его на Кременскую лесопилку? Но это значит - в него поверить.
– Другого выхода у нас нет. Ты прав! Пойдешь в отряд, а там… - неожиданно решил Антон.
– Ну уж нет! Лучше пристрели на месте, но в отряд я не пойду!
Полицейский спотыкался, задыхаясь, ловил ртом воздух. Быть может, он не выдержал бы и трети этого страшного, бесконечного пути, если бы был соткан из одних только мускулов. Безусловно, была еще и воля. И все же открыть ему дорогу в отряд - дело рискованное. Антон хочет помочь товарищам, но кому он в итоге поможет? А если Мануш действительно лежит где-то в снегу и неподвижно смотрит в холодное небо?
Эта мучительно длинная ночь, казалось, никогда не кончится. Там, в полиции, было легче. Тебя бьют - ты молчишь. Грозят смертью - молчишь. А тут? Кому верить? Где границы риска? Если разобраться, то нет страшнее положения, когда не знаешь, почему не веришь человеку и почему хочешь ему поверить. Кругом снега, горы. И над белым безмолвием возвышается могучая сосна.
Да, уже близко. Лесопилка на расстоянии пистолетного выстрела. Ждут ли еще ятаки?
Полицейский упал.
– Не могу больше!… Конец! - бормотал он, зарываясь в снег.
Антон оцепенел. Ледяное дыхание гор - он чувствует его. Обливаясь потом, полицейский лижет снег, прерывисто дышит. Ясно, что у него нет больше сил нести даже самого себя. Сказать, что до лесопилки осталось не больше трехсот шагов? Послать его? Там ждут ятаки. Полицейский не ранен, как-нибудь доберется, а там подоспеют товарищи…