– Пойдешь со мной! Я должен увидеть Антона! - сказал Мануш.
Агент молчал. Молчал и думал. Только сейчас он узнал имя убитого. Что может сделать этот суровый партизан, когда обнаружит следы парня? Существует один-единственный факт - тело убитого. Больше ничего. Хорошо, что рядом с парнем валяется парабеллум. Значит, самоубийство. И дорога в отряд открыта. Надо только все хорошенько запомнить: нарвались на засаду, парня ранило, еще хорошо, что в ногу. Он тащил его, сколько мог… Но почему этот бородач ведет его назад? Не надо было раньше времени выбрасывать пистолет. Мог бы сейчас и этого…
Мануш шел легко и быстро, как серна. И напряженно думал: кто допустил ошибку, Антон или этот человек? Антон прекрасно знал пароль. Почему тогда этот постучал по-другому? Эх, Антон, Антон… Как ты мог забыть самое важное в жизни партизана - пароль? Без пароля не прожить партизану.
Мануш представил себе Антона - худущий, высокий, обиженный до слез, он говорит:
«Я что, девчонка? У меня есть пуловер! А эту безрукавку отдайте лучше Ивайле!»
Мануш облизал искусанные губы. Хотелось пить. Если Антон жив… Едва ли! Раненому худо в такой мороз…
Агент с удивлением озирался: как быстро они вышли к тому месту, где должен был валяться труп!
Мануш наклонился. Кровь. И следы. Свежие следы схватки со смертью.
– Где Антон? - резко выпрямился Мануш. Голос его - как удары, страшные, угрожающие.
Агент напряженно думал. Что, если парень жив? И как бы в ответ на это невероятное предположение откуда-то сзади послышался стон.
– Это он! Он! - выдохнул Мануш, не отрываясь глядя на незнакомца.
Агент бросился вниз по склону горы, но через несколько шагов остановился. Обернулся - перед ним стоял Мануш. Полицейский едва успел поймать глазами направление дула, как из него вырвалось крохотное пламя, заслонившее собой весь мир. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что надо было бежать не оглядываясь, и невыносимый жар крошечного огонька охватил его тело. Все слилось, стало серым, чужим и исчезло вместе с ним навсегда.
Мануш поднял Антона на руки, сдул с его лица снег и нежно прикоснулся губами ко лбу.
– Жив!… Жив!…
Антон был легок, как снежинка, и тих, как спящий ребенок.
На востоке стало уже совсем светло. Молчаливые горы пробуждались перед восходом солнца.
Глава вторая.
Парень и мать
Она вздрогнула, цепенея от страха. По телу поползли мурашки. Звук послышался откуда-то издалека, из глубины земли. Женщина прислушалась… Ничего! Над ржаной соломой стояла тишина. И только ветер, этот шальной январский ветер гулял под стрехами сарая.
Наверно, показалось… Проклятый ветер, говорит человечьим голосом, подумала Илинка и, наклонившись, стала сгребать исхудалыми пальцами шуршащую солому. И тут кто-то снова прошептал над ее ухом:
– Ваньо… Ваньо…
Она отшвырнула солому и бросилась из сарая. На пороге оступилась, упала, поднялась и побежала снова. Село недалеко… Сейчас она примчится, созовет людей. Но что-то остановило ее.
Стой! Погоди, Илинка! Не торопись! Как бы после не пожалеть!… Что это было? Человеческий стон? Или завывание ветра, спустившегося с гор? Безжалостный ветер…
В этих горах старая женщина потеряла троих своих сыновей… Илинка оглянулась. Горы, покрытые снегом, все те же. И только открытый черный зев сарая манил к себе, завораживал теплом. Илинка тяжело, прерывисто задышала.
Что делать?… В сарае человек… наверное, приходил раньше вместе с моими…
Вокруг ни души. Илинка проваливалась в мокрый снег, ноги не слушались, кто-то тянул и хватал ее за полы, но она не оглядываясь бежала назад. Ее подгонял ветер, ее торопил шепот: «Ваньо… Ваньо… Ваньо…»
Человек не знает, где его ждет радость, где - зло и когда это зло может обернуться добром. Дни текут, и ровные, и корявые, вроде бы похожие один на другой, но на самом деле все они разные, и сегодняшний день уже не похож на вчерашний. Так вот и люди. Куда-то спешат, торопятся… Так было и вчера, и позавчера, а посмотришь - и они уже стали другими. И всё что-то делают: кончат одно, берутся за другое, а работы непочатый край. Почему так? Может, зло разрушает то, что создает добро? Ведь им суждено никогда не разлучаться - завязали человека тугим узлом.
Проснешься, и новое утро заглянет тебе в глаза тяжелым воспоминанием дня вчерашнего, нелегкими заботами дня сегодняшнего и тревогами дня завтрашнего. Скотина стоит в загоне голодная, надо ее накормить. Так было и вчера. Дни Илинки как воды Месты - со множеством белых камней, стремнин и омутов, небом, которое отражается в реке, и дном, затянутым ржавой тиной. Течет река, не кончается, как кровь человеческая.