— Продуктов у нас только на ужин, — задумчиво проговорил Зэн.
— Нужно их разделить поровну… Давайте…
Бронька разрезал на три части небольшой кусок хлеба.
— И консервы тоже придется так же, — хмуро сказал он.
Молча поужинав, Зэн и Нэля легли спать, а Бронька остался дежурить у костра.
Уже по второму разу парни сменили друг друга, и только перед самым рассветом Нэля сменила Зэна.
Когда совсем рассвело, девушка набила снегом котелок и повесила на таган. Вскипятив чай, она разбудила парней:
— Вставайте, чай остынет!
Поднявшись, Зэн умылся снегом и подсел к костру, а Бронька, как всегда, разделся до пояса и, сделав зарядку, натерся снегом. Красивое, мускулистое тело покраснело, вот-вот брызнет кровь. Покрякивая от удовольствия, он оделся и, растопырив сильные руки, подошел к Нэле:
— Подавай, повар, целого быка съем!
— Быка захотел! Вот тебе кусочек хлеба, довольствуйся этим… Остается еще по кусочку на обед, и все…
— Эх, черт, недаром же у нас говорят на Байкале: «У рыбака хотя и голы бока, зато обед барский! А у охотника дым густой, да обед пустой». Правильно сказано… Охотник да геолог частенько остаются без обеда.
Напившись чаю, геологи начали обсуждать свое положение.
— Снег не перестает идти, а продукты вышли… Надо продвигаться к табору, — советует Зэн.
— Правильно, идти нужно, сколько ни пройдем, а все ближе к людям.
— Неужели сегодня не дойдем? — тревожно спрашивает девушка.
— Об этом скажут наши ходули, — усмехнулся Бронька, — да еще, главное, с пути бы не сбиться.
Идти было очень трудно. Метровый липкий снег словно обнимал ноги, не давал ходу.
Зэн и Бронька попеременно мяли его, а бедняжка Нэля даже по готовой борозде и то еле передвигала ноги.
Через каждые сто-двести метров она просила отдохнуть.
После обеда девушка совсем ослабла и все чаще плюхалась на снежную перину.
К пяти часам, обессилев, Нэля упала и больше уже не могла подняться.
Зэн с Бронькой переглянулись и без слов разожгли костер, усадили на пенек девушку, а сами принялись за сооружение шалаша. Через полчаса все было готово, и обессиленная Нэля уже лежала на мягкой душистой постели из еловой хвои перед жарким костром. Она внимательно наблюдала за каждым движением Броньки и, в душе завидуя ему, думала: «Почему я не родилась вот таким парнем… сильным, ловким, красивым… и пусть даже с крутым характером…»
Заготовив достаточно дров, Бронька вскипятил чай, бросил в него щепотку соли и пригласил «ужинать». Хлеба ни крошки.
— Эх чаек! Недаром же у нас налегают на него — и хлеба не надо чаевщику.
— Чай — это сила! — шутливо поддерживал Зэн.
— Пей, Нэлька, не журись, — предложил Бронька кружку мутной жижи. — А вечером, после второго «ужина», я вам расскажу охотничьи рассказы старого Захара Захарыча… У него бывали случаи куда труднее, чем у нас. Смерть не только в глазах, она уже жует человека, даже слышно, как хрустят кости в зубах у зверя… И все равно, если не растеряется человек, он выходит победителем!..
Нэля вздохнула и начала пить горькую, с дымком, мутную, с угольками и иголочками снежную воду, которую Бронька называет чайком.
Снег, хотя не такой густой, но продолжал идти. Гудела от ветра тайга.
Разогревшись, Нэля полусидя уснула.
Бронька поднял ее, словно ребенка, и уложил на постель, подложив под голову рюкзак.
— Убайкалась… Ложись, «диду», в двенадцать разбужу.
Не смыкая глаз, сидит Бронька у костра и устало смотрит на огонь.
Лениво плещутся языки пламени, щедро обливая ярко-красным светом крохотный пятачок, где приютились геологи.
А тайга кому-то жалуется и нудно стонет под бешеным напором ветра.
Незаметно для себя Бронька сидя уснул. Долго спит парень. Покрытый угарной синью, еле тлеет огонь. Мороз донимает людей. Они скрючились по-собачьи, но не могут проснуться. Бронька во сне клюет, и один раз так сильно клюнул, что, ударившись об кучку дров, проснулся.
Поспешно развеселив костер, он взглянул на часы. Было два часа ночи.
Просидев еще с часок, он разбудил Зэна.
Еле-еле на востоке проступили краски рассвета, когда Зэн вскипятил воду и растормошил товарищей.
Сырая ночная муть постепенно отступала. Все яснее вырисовывались контуры окружающих предметов.
Нахохлившись, словно пташка в ненастье, сидит Нэля, протирая кулачками сонные воспаленные глаза.
— Пей, сестренка, надо уходить, пока есть силы.
— Да-да, скорее убираться из этих страшных гольцов. — Нэля, обжигаясь, пьет воду.
Молча «позавтракав», геологи покинули продымленный шалашик и пустились в путь.