– Убил бы кого-нибудь, чтобы с вами поехать, – признаюсь я. – Тут полный отстой.
– Поверь мне, настоящий отстой – это моя жизнь. Слушай, ты зарабатываешь семь с половиной баксов в час, у нас ты никогда столько не заработаешь. Большой Джо тот еще скряга. – Как по команда, Большой Джо орет снова. – Черт, мне пора. Папа в гневе.
Он спускается по ступеньке и идет по парковке. Его отец орет всякие гадости, а он, не обращая на него внимания, подходит к автобусу, встает в укромном месте и закуривает новую сигарету.
Я вдруг понимаю, что хочу быть им, хотя знаю его пять минут.
– В жопу все! – кричу я ему в спину. Он кивает. Уходя, я слышу его крик: «В жопу все!»
========== 23. ==========
Девушка из первого окошка напомнила мне свое имя, но я все еще им не пользуюсь. Я просто улыбаюсь ей, боюсь ее и хочу понюхать ее волосы. Звучит стремно, но я совсем не в этом смысле. В суете перед шоу я кидаю на нее взгляд и вижу, что сегодня она чем-то расстроена. Я вспоминаю, как встретил ее в перерыве в уголке курильщиков. Она тихо говорила по телефону. И не улыбалась, как обычно. Тогда я подумал, что она злится за то, что я сказал, когда они с подругой пришли узнать, откуда крики, но теперь я подозреваю, что я тут ни при чем. Поэтому по пути за новой порцией хот-догов для ее окошка я здороваюсь:
– Привет.
– Привет, – отвечает она, и по ней ясно видно, что улыбаться она не будет. Я улыбаюсь сам, но она все равно не улыбается. Кстати, если я в пяти футах от нее, мне не хочется никого убивать.
Когда начинается выступление цирка и толпа редеет, я подхожу к первому окошку: она пишет что-то в своей книжечке, опираясь на стойку. Я не хочу, чтобы она думала, что я читаю через плечо, поэтому встаю подальше и жду, пока она закончит.
– Ого. Джеральд, хорош подкрадываться.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
– Нет, – вздыхает она.
Я киваю, и мне хочется обнять ее, потому что по ней видно, что ей не помешали бы объятия. Но Роджер говорит, что нужно перестать думать, будто я знаю, кому что нужно. Он сказал: «Из-за твоего… необычного детства ты воспринимаешь себя более выраженно, чем большинство». Помню, с каким раздражением он поглядел на меня, когда я ничего не понял.
– Ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя, – перевел он.
– Я так не думаю.
Что Роджер может знать? Он просто парень вроде меня, только с дипломом каких-то занюханных курсов по борьбе с гневом. Ненавижу, когда он начинает разговаривать, как весь из себя психолог. Я завожусь от одной мысли о нем. Лучше посмотрю на девушку из первого окошка:
– Я могу чем-то помочь?
Она хихикает:
– Только если у тебя есть волшебная машина времени.
– А если она у меня есть?
– Тогда перенеси меня в будущее, года на два. Желательно, чтобы у меня были кое-какие деньги и я уехала в какое-нибудь интересное место. В Марокко там или в Индию.
– Ого, – говорю я, потому что никто на моей памяти туда еще не хотел. Я вообще не уверен, что за неполные семнадцать лет жизни слышал от кого-нибудь слово «Марокко».
– Поедешь со мной? – спрашивает девушка. Я хочу, чтобы она улыбнулась, поэтому отвечаю:
– Поеду, – хотя не хочу ни в Индию, ни в Марокко.
– Правда? – спрашивает она. – Ты захотел бы со мной поехать?
– Конечно, – отвечаю я. – В смысле, конечно, я ничего не знаю про Индию…
– Я не могу тебя разгадать, – говорит она. – Сначала мне кажется, что ты ничего, а через минуту… ты, не знаю… я просто не могу тебя разгадать.
– Я загадка. – Так называет меня школьный психолог.
– Загадка, – повторяет она. И улыбается. Я улыбаюсь тоже.
Тут подходит Бет. У нее включен режим управляющей, и я вряд ли когда-нибудь увижу ее другой. Но, похоже, за стенами РЕС-центра она ничего так, интересная. Иногда к ней сюда приходят друзья и они все вместе строят планы на выходные. Однажды какой-то чувак предложил искупаться голышом. Я подумал, что, наверно, никогда в жизни не буду купаться голышом.
– Джеральд, – просит Бет, – можешь посчитать за меня доги? – И я ухожу считать хот-доги.
Когда мы закрываемся, я замедляюсь. Всем остальным не терпится разойтись по домам. Кассирам из четвертого и пятого окошек нужно было уйти поскорее, чтобы забрать детей от бэбиситтеров. Бет спрашивает, могу ли я почистить плиты для хот-догов, и я соглашаюсь, и предлагаю еще помыть пол, потому что это значит, что я выйду отсюда последним.
– Пол уже моет Ханна, – отвечает Бет. Ханна – так зовут девушку из первого окошка.
Я мою плиты для хот-догов и отношу всю посуду в раковину. Ее моет кассир из второго окошка. Бет спрашивает оставшихся кассиров, хотим ли мы поесть непроданного фаст-фуда, и я понимаю, что не ел целый день и ужасно проголодался. Бет дает мне маленький подносик наггетсов и картофеля фри. Я подхожу к стойке с соусами, беру салфетку, перекладываю на нее наггетсы и наливаю в поднос кетчупа. Я заливаю им картошку и макаю туда наггетсы. Все это время я думаю о хоккейной даме. Я макаю в нее еду, чтобы кто-то обнимал меня изнутри.
Я ем покрытый кетчупом обед, наблюдаю, как девушка из первого окошка моет пол под пятым киоском, и нахожу хорошие стороны поездки в Индию. Там меня никто не знает. Там никто не назовет меня Сруном. Там нет Таши. Индия – это прекрасно. Вот бы полететь туда прямо сейчас – и сдержать данное папе слово: «Я не вернусь».
Через полчаса я сижу в машине на парковке. Не в том гараже, где я ставил машину утром, а на парковке РЕС-центра. Вокруг меня циркачи деловито собирают оборудование перед отъездом в Филадельфию. Я уже написал Джо-младшему, моему новому другу, но он не ответил. Думаю, я не хотел бы уезжать с парковки, пока не попрощаюсь (настоящие психи прощаются воплем «В жопу все!»). Пока я высматриваю Джо, его отец тыкает всюду пальцем и орет. Он правда много орет. Я слегка приоткрыл окно и внимательно слушаю. Я услышал, что они сегодня на… уезжают. Они на… начинают ставить декорации в другом городе в три …ных часа утра. …ные долбо…, которые сегодня ушли, должны были на… вести автобус с актерами, чтобы приехать заранее и до… поспать перед первым представлением.
– И как будто, …, этого мало, у меня еще …улся газ! – говорит он в трубку.
Он мне нравится. Полная противоположность папы. Папа, кстати, за последний час звонил четыре раза и оставил два сообщения. «Джеральд, надеюсь, ты не всерьез собирался не возвращаться домой. Мы обо всем поговорим». Второе сообщение звучало тревожнее: «Джеральд, позвони, когда прочтешь». Отец Джо явно выразился бы прямее. Я полчаса наблюдал за ним, я знаю, о чем говорю. Он написал бы что-то вроде: «Тащи свою ж… домой и не смей на… опаздывать!»
Тут я вижу девушку из первого окошка. Она идет по дорожке и разговаривает по телефону. Вечером здесь опасно ходить. Особенно по субботам. Особенно – если ты красивая девушка и от тебя пахнет ягодами. Я выхожу из машины и пытаюсь идти за ней, но она исчезает из виду, и я сажусь обратно в машину и начинаю объезжать квартал.
Сделав два круга, я начинаю тревожиться. Мне хочется открыть окно и кричать ее имя. Вместо этого я расширяю область поиска и нахожу ее уже в двух кварталах от РЕС-цента. Она идет к самым неблагополучным районам.
– Эй, – говорю я, – давай подвезу, куда там тебе надо?
Она останавливается, скрещивает руки на груди и вздыхает. Потом залезает в машину, и я замечаю, что она плакала. Мне снова хочется ее обнять, но я сдерживаюсь.
– Куда тебе надо? – спрашиваю я вместо этого.
– Никуда.
– Ладно, – отвечаю я. – Но ты же куда-то шла?
– Да, я шла.
– Так скажи, куда, подвезу.
– Я шла в никуда, – отвечает она.
– Вот как. Тогда можно мне с тобой?
Она хихикает, разряжая напряжение в машине. Оно было огромным, потому что я никогда раньше не сажал в машину девушек. Я могу думать только о том, что мне говорили о девушках. У меня в голове каша из слов о девушках: