После второго урока коррекционный класс расходится в разные стороны. Кто-то идет на другие уроки, кто-то пораньше обедает. Я собираю вещи и направляюсь в раздевалку спортзала. Там не происходит никакой дичи, и урок проходит нормально, потому что теперь Николз может поболтать с новичком и не обращает на меня внимания. Я слышал, новичок только что переехал из Нью-Мехико. Он очень хорошо играет в мини-футбол. Мы играем чем-то вроде теннисного мяча-переростка. Это весело: мяч очень быстро скользит по гладкому лакированному деревянному полу. Я играю защитником. Я всегда играю в защите, потому что быть нападающим – все равно что напрашиваться на драку. Если бы меня подпустили к мячу, я бы, наверно, забил гол, но по пути я мог бы случайно кого-нибудь ударить. Значит, меня посадили бы. И сняли бы реалити-шоу о подростках за решеткой. «Юные заключенные. Мальчиков закрыли». Так что я защитник. Сегодня мне повезло: почти ничего не надо делать, потому что силы команд не равны, моя все время забивает и до наших ворот почти ничего не долетает.
После физкультуры мы расходимся по раздевалкам. Ко мне подходит новичок:
– Эй, Срун, видел тебя по телеку. – Николз хихикает. – Ну и больной же ублюдок ты был в детстве, чувак.
Я не отвечаю. Я молча подхожу к шкафчику и начинаю переодеваться. Но новичок не замолкает:
– Ты все еще так делаешь? – спрашивает он. – Ну, срешь на все подряд? – Я молчу. – Имей в виду, тебе меня не побить. Я, может, еще более чокнутый, чем ты. – Он тыкает меня в бок, чтобы я на него посмотрел. – Ну просто имей в виду.
Мы смотрим друг на друга безумным взглядом. Он на меня, я на него. Он делает бешеные глаза, я отвечаю тем же. Наконец я побеждаю, и он отстает. Я заканчиваю переодеваться, выхожу в коридор и нацеливаюсь на кафетерий.
– Джеральд! – слышу я, выходя из раздевалки. Я поднимаю взгляд: это девушка из первого окошка.
– О, привет, – говорю я.
– Привет, – отвечает она.
– Привет.
Она наклоняет голову набок и хмурится: – Все в порядке?
– Да, конечно. Физкультура бесит просто.
– Жестко бесит.
– Ага.
Кто еще такое скажет – «физкультура просто жестко бесит»? Обожаю ее.
– Т-ты еще с нами?
– Ага, – отвечаю я. – Иду обедать. А ты?
– Туда же. Ну что, сядем вместе, и пусть все фрики о нас сплетничают?
Я много что могу на это ответить. Первое, что приходит в голову: «Оно тебе точно надо». И второе: «Оно тебе точно надо?» Почему она ведет себя так, как будто перед ней не Джеральд «Срун» Фауст?
– Ладно, – произносит девушка из первого окошка. – Видимо, это значит «нет».
– Нет-нет-нет! – протестую я. – Да. Это было «да». Я просто… никогда ни с кем не сидел за обедом. И, понимаешь, я… ну ты знаешь.
– Нет. Ну и что ты?
– Я, ну, я… – начинаю я. – Я не считаюсь особо крутым.
Она улыбается:
– Добро пожаловать в клуб, Джеральд. Я тоже не крутая. Больше тебе скажу, я совсем не крутая. И мне нормально. А тебе?
Мы уже вошли в кафетерий, и девушка из первого окошка направляется к столику на двоих в уголке. Люблю столики. С ними кажется, что обедаешь не в столовой, а почти что в ресторане. К тому же, там не слишком много места. Никто не помешает. Она первой кидает на стул свои два рюкзака, и я следую ее примеру. Мы оба достаем коробки с ланчем, и она спрашивает:
– Ты знаешь, как меня зовут?
– Конечно, – отвечаю я.
– Тогда почему ты ни разу не назвал меня по имени?
– Ханна, – произношу я. В моей голове звучит: «Ханна-Ханна-Ханна-Ханна». Похоже, Ханна довольна.
– Отлично, теперь мы можем звать друг друга по имени. Что у тебя тут? – Она указывает на мой обед. Сегодня мама положила мне мой любимый сэндвич с цыпленком и салатом.
– Цыпленок с салатом, – отвечаю я.
– И яблоко, – добавляет она. – А это что, суп?
– Протеиновый коктейль, – поднимаю я термос. – Моя мама верит в силу протеинов.
– Поняла.
Она вываливает на стол содержимое своего коричневого пакета: две пачки кексов с арахисовым маслом, маленькая пачка «доритос», пакет печенья и кола.
– Как можно видеть по меню, моя мама не верит ни во что. – Я киваю и улыбаюсь: у нее уморительные шутки.
– Меняю половину сэндвича на пачку кексов, – предлагаю я.
– По рукам.
Она протягивает руку ладонью вверх, я кладу на нее половину разрезанного по диагонали сэндвича и забираю себе оранжевый пакет. Она вгрызается в сэндвич и говорит с набитым ртом:
– Боже, там что, яблоко?
– И виноград.
– Охрененно! – говорит она таким тоном, как будто никогда не ела ничего кроме кексов и печенья.
Некоторое время мы просто едим. Она просит попробовать протеиновый коктейль; я предупреждаю, что пью самый простой, безвкусный, но она настаивает, а потом жалуется, что он безвкусный. Я пью коктейль, а она расправляется с колой. Кексы я приберегаю на потом: это было мое любимое лакомство, пока ТелеТётя не сказала маме, что нам всем пора завязывать со сладким.
– Мне очень понравились твои друзья, – замечаю я.
– Нейтан и Эшли? Да, круче них только яйца.
– Как вы познакомились?
– Мы с Эшли вместе работали на моей последней работе. Она была официанткой, я – на подхвате. Наш шеф был кретином. Мы подружились и жили долго и счастливо.
– Круто.
Я думаю о слове «подружиться». Кажется, из-под такого количества полиэтилена я это сделать не смогу. Вдруг я осознаю, что мне не хочется никого убить уже минут двадцать. Может, даже больше. Может, с начала дня. Не знаю. Мне не хотелось убить новичка в раздевалке, хотя он вел себя как сволочь. И Николза убивать мне тоже не хотелось.
Через пять минут молчание начинает действовать нам на нервы. Я вижу, что она тоже сходит с ума, но не могу придумать какую-нибудь умную фразу и продолжаю молчать. Я пережевываю каждый кусок раз по пятьдесят. Он напряжения я начинаю потеть. Наконец она нарушает молчание:
– Итак, ты знаешь мое имя и мы едва вместе не сбежали с цирком, но я все еще не знаю, друг ты мне или нет.
– Конечно, – отвечаю я, – я твой друг.
– Ты неразговорчивый.
– Наверно, я просто не привык с кем-то разговаривать.
– И все же ты мой друг?
Мне хочется сказать, что она моя девушка, но это кажется неправильным. Роджер бы не одобрил. Поэтому я киваю.
– Если ты мой друг, то тебе нужно знать, что я все время ношу ее с собой и тебе нельзя туда заглядывать, – говорит она, доставая из заднего кармана маленькую книжечку.
– Я уже видел, как ты там что-то пишешь. Ну, на работе.
– Ну?
– Я не хочу туда заглядывать. В смысле, если ты об этом просишь.
– Я ни о чем не прошу. Я просто говорю, что, если мы друзья, ты соблюдаешь мои правила, – объясняет она. – У некоторых моих бывших так называемых друзей были с этим какие-то проблемы, так что лучше я сразу скажу.
– Ясно, – отвечаю я, – а какие тут могут быть проблемы?
Она уже разложила книжечку на колене и что-то пишет.
– Они думали, что я пишу о них.
– О как.
– Да, я о них писала. Но это все равно не их дело, – добавляет она. – Можешь не спрашивать, да, о тебе я тоже там писала. Ну что, я тебя предупредила, и если мы друзья, с книжечкой ты тоже дружишь, ладно?
Она опускает взгляд и продолжает писать.
– Меня устраивает, – отвечаю я. «Ханна, Сруна устроит что угодно».
Пока она пишет, у меня есть минутка на размышления. Наверно, раз уж мы начали ставить условия и рассказывать о себе, мне тоже нужно что-то сказать. Хоть что-то. Потому что она относится ко мне как к нормальному человеку, хотя должна уже знать, что я тот самый Джеральд. Младший из троих детей. Парень из реалити-шоу.