Она снова включает музыку. Я сажусь так, чтобы видеть только ее. Она сняла кожаную куртку и осталась в белой мужской футболке, все тех же драных джинсах и ботинках на круглой подошве. Она закатала рукава, потому что тут жарко. С открытыми окнами ее волосы развеваются во все стороны, и я любуюсь. У нее просто идеальное лицо. Высокие скулы. Большие глаза. Полные губы. Иногда у меня дух захватывает от одного взгляда на нее. Я смотрю на нее вместо телевизора. Нет, это оскорбление. Я любуюсь ей, как великим произведением искусства из крупного музея. Я любуюсь и пытаюсь разгадать загадку. Загадка такая: есть много красивых девушек с идеальной кожей, большими глазами и прочей ерундой, почему именно Ханна? Почему мне кажется, что я не могу без нее дышать? В десятом классе какой-то парень приготовил доклад о феромонах. Думаю, из-за них я и люблю Ханну. Она, наверно, правильно пахнет. Не ягодами, а Ханной. Запахом Ханны. Я приглушаю музыку:
– Ты веришь в феромоны?
– Это же все равно что верить в кислород?
– Нет, веришь ли ты, что они притягивают людей друг к другу?
– Наверно. Ну, так говорят.
– Ага.
Я делаю музыку погромче, зная, что дело не только в этом. Не только в химии. Я люблю Ханне. Она нужна мне, а я нужен ей. Она спасет меня, а я спасу ее. И создатель вселенной как-то позаботился о том, чтобы она работала в первом окошке, а я в седьмом.
========== 56. ==========
Мы заходим в кафе на границе Марианны, штат Флорида. У меня в голове засела дурацкая идея. Я хочу поговорить с папой. Хочу узнать, что же он действительно готов сделать. Или, точнее, хочу сказать ему, чего не готов делать я. Я хочу, чтобы Ханна позвонила матери и убедилась, что нас не разыскивает полиция. Признаюсь, на юге Джорджии я ужасно испугался при виде полицейской машины и начал повторять про себя мантру последних трех лет: «Только не тюрьма, только не тюрьма…». «Требую придумать мантру получше».
Ханна заказала кукурузные хлопья и, как всегда, яичницу с беконом. Я заказал сандвич с беконом и картофельные чипсы.
– Хочу позвонить папе, – говорю я.
– Так позвони ему.
– Думал подождать, пока мы допишем список, – признаюсь я, – а потом мы его забросили.
– Это была глупая идея. Мы не можем ничего требовать. Джеральд, мы просто рыбы за стеклом.
– Вот как?
– Да.
– Но мы знаем, что мы за стеклом! – протестую я.
– Вот именно.
– И что нам теперь делать? Всю жизнь в бегах?
– Нам придется вернуться, – говорит Ханна.
– Черт.
«Я требую жабры».
– Ага, – соглашается Ханна. – Ну что, позвоним им одновременно? – Она достает телефон. – Тут неплохая связь.
– Не знаю, – отвечаю я. – Мне хотелось послать папе какой-нибудь знак. Какое-нибудь доказательство, что это все всерьез.
– Как будто то, что ты сбежал, недостаточно серьезно.
– Не знаю. Похоже, я просто очень рассчитывал на список.
Ханна берет из блестящего стального держателя салфетку и достает ручку. Она пишет на салфетке: «Мы сами себя похитили. У нас все в порядке. Хватит так обращаться с нами!»
Ханна фотографирует салфетку на телефон, мы через какое-то приложение делаем ее ярче и контрастнее и обрезаем – но оставляем на картинке случайно попавшую в кадр перечницу, потому что она как будто придает снимку законченности. Ханна пересылает снимок мне, и я тут же прикрепляю его к сообщению папе с текстом: «Чуть позже позвоню». Мы считаем до трех и отправляем сообщения.
Мы снова останавливаемся в каком-то мотеле, потому что врываться к Джо-младшему на ночь глядя как-то невежливо. Так я усеваю отправить ему еще два сообщения и попробовать позвонить, но он не берет трубку. Пока Ханна в ванной, я пытаюсь с ее телефона найти сайт цирка, но связь просто кошмар.
Когда мы снова нарушаем пятое правило, я перехожу в новое состояние. Волшебство, аббревиатура ВШ. Индекса не нужно, он никуда бы не влез. Но, как и ЗЛ, ВШ всегда там, где я.
Мы въезжаем в город Джо и ищем адрес, который я записал на салфетке в лобби; мы оба еще не выехали из штата ВШ. Я собираюсь оставаться там, что бы нас ни ждало. Вечером я все-таки позвонил папе. Он сказал, что не оценил шутки с надписью про похищение.
– Я не вернусь, пока с вами живет Таша, – ответил я. – Или буду жить где-нибудь еще. Я не против жить отдельно. Думаю, найду себе соседа.
– Я с вечера пятницы ругаюсь с твоей мамой, – сказал папа.
– Рад за тебя. Хотя, по-моему, надо было начать раньше.
– Ты скажешь, куда уехал?
– Не-а.
– Знаешь, по документам, это моя машина.
– И что?
– И если я захочу, тебя посадят за угон.
– Серьезно, пап?
Он некоторое время помолчал:
– Ты правда взял с собой девушку? Поэтому в записке написано «мы»? – спросил он наконец. Я почти видел, как он ехидно щурится.
– Я никого не брал. Она сбежала вместе со мной. Это разные вещи.
– Ты только испортишь себе личное дело.
– С каких пор в личное дело заносят, кто с кем встречается? – парировал я. – Я устал жить в этом аду.
– Я тоже. – Не знаю, что папа имел в виду.
– Слушай, мне пора, но завтра вечером я позвоню снова, – обещал я. – Подумай пока, на что похож наш дом. Пап, там небезопасно.
– По-моему, ты немного перегибаешь.
– Позвони Лизи, она все тебе расскажет. Я не вернусь, пока не смогу жить отдельно от Таши. Прости за пафос, или за то, что я такой мудак, или что ты там про меня думаешь, но я просто наконец научился защищать себя. Просто позвони Лизи, узнаешь много интересного.
С этими словами я повесил трубку, обрывая разговор на тревожной ноте. Может, после этого папа не упьется до полусмерти и запомнит хоть что-то из нашего разговора. Может, если он услышит правду от Лизи, он поверит.
Маму Ханны записка привела в ужас, но в ее потоке бессмыслицы проскакивала и здравые зерна:
«Так где мой белый лифчик?
Найду другого помощника.
Тебе пришлось несладко.
Мы едим мюсли, я разучилась включать плиту.
Я боюсь плиты.
Мы не должны были скидывать все на тебя.
Прости нас».
Ханна смотрела на поток сообщений пустым взглядом, как будто не замечала улучшений.
– Ого, вот это прогресс! – сказал я.
– Думаешь?
– Лучше, чем реакция моего папы.
– И что он сказал?
– Он вообще не воспринял меня всерьез.
Ханна погладила меня по волосам и заправила их мне за уши, и я немедленно вернулся в ВШ. Штат ВШ в сто раз лучше Джердня. Как минимум, он существует в реальности.
С утра, перед тем как поехать к дому Джо, мы еще несколько раз нарушили пятое правило. По дороге я понял, что Джо-младший либо не знает о моем приезде, либо не хочет меня видеть. А Ханна либо не понимает этого, либо ей просто плевать. И я сейчас либо испорчу все, либо найду новый дом. Отличный девиз для всего нашего путешествия.
Час спустя Джо припер нас к стенке сарая, набитого трапециями, батутами, сетками, страховками и декорациями, накопившимися за десятки лет существования цирка. Он стоит напротив нас и орет, а я невольно пялюсь на него во все глаза. Мы с Ханной держимся за руки. Ей, похоже, не нравится его поведение, а я понимаю, что это, по крайней мере, честно.
– И какого хрена вы двое ожидали здесь найти? – орет Джо. – Сраную работу? Новую семью? Вы видели этих мудаков? Вы правда хотите жить с кучкой драных клоунов? И что вы, блин, тут станете делать? Ни хрена, вы ни хрена не умеете! Вы работаете на фудкорте. Вы можете только давать сдачу и жарить еду. Нам-то это все нахрена? А вам зачем у нас работать? И если уж вы валитесь людям на головы, что, блин, мешает заранее позвонить? Я бы хоть, на хрен, предупредил всех, чтобы вас не поубивали!
– Я звонил раз десять! – отвечаю я. – Включай иногда свою сраную трубку! И потом, твой папа классный.
– Значит, ты кретин, – вздыхает Джо-младший.
– Который из твой папа? – спрашивает Ханна.
– Главный мудак из всех.