– В смысле? А что… должен?
– Не знаю, возможно.
Он всматривается повнимательнее:
– В списке самых опасных преступников я тебя вроде не видел. У тебя же нет проблем с законом?
– Помнишь маленького мальчика по имени Джеральд? Из шоу «ТелеТётя»?
Он склоняет голову набок и задумывается:
– Не-а, не помню. Когда оно шло?
– Когда мы были мелкими. Нам было лет шесть-семь. Мальчик постоянно на все срал.
Джо-младший ухмыляется:
– А, ты про Сруна! Слышал про него, но ни разу не видел. Папа все время шутит, что у него настолько плохо с артистами, что можно было бы нанять на второй акт Сруна, и все такое.
Он говорит и довольно кивает, пока не понимает, кто перед ним.
– Погоди, – спрашивает он, – это был ты?
Я поднимаю брови и ухмыляюсь. «Я требую право быть Сруном и гордиться этим!»
– Вот блин, – произносит Джо. – Прости.
– Не ты один вырос в цирке, – отвечаю я. – Так что, может, я неплохо впишусь в вашу компанию.
– Да, только без шансов. То есть… сейчас не сезон. Мы еще месяца полтора никуда не едем. Вся труппа разъехалась по домам. И до нового сезона никто не будет тебе платить.
– Ясно, – отвечаю я со смутным облегчением, потому что на самом деле мне не так уж и хотелось драить автобусы за минимальный оклад.
– Как-то так, – Джо тушит кончик сигареты о пепельницу. Мы выходим из шатра в темноту, и он спрашивает: – Нет, ты правда Срун?
– Ага.
– Ни разу не видел тебя в деле. Но слышал много…
– Догадываюсь.
– Ты ведь не засрешь мне шатер?
Я бью его по руке:
– Чувак, мне семнадцать.
– И что?
– И то, что не насру я никуда.
– А серьезно, зачем вы сюда приехали? – спрашивает Джо.
– Мы хотели сбежать и решили осесть, например, у вас. А еще я смотрел видео… – Я замолкаю. Не хочу, чтобы он знал, как я одержим видео.
– Порно? – спрашивает он.
– Нет, ты что!
– Чем плоха порнуха? – удивляется Джо.
– Видео с трапецией. Из Монако, – отвечаю я.
– Оно охрененно! То, с китаянками?
– Ага, – киваю я. – Просто охрененно.
Мы идем к дому, почти не разговаривая. Я почему-то знаю, что мы с Джо-младшим будем дружить всю жизнь. Я уже вижу, как вожу детей на выступления его цирка. Как летним вечером мы, скажем, пьем пиво на моем заднем крыльце. Мы некоторое время стоим у задней двери их дома и слушаем перебранку. Она не утихает. Кто-то стучит по столу. Кто-то хрипло смеется. Кто-то яростно вопит, порождая новый взрыв смеха.
– Добро пожаловать в мой ад.
– Если хочешь, приезжай к нам в Нью-Йорк, – предлагаю я.
– Я думал, ты из Пенсильвании.
– Я думал, ты думал, что я из Нью-Йорка.
Мы переглядываемся. «Зачем я прогнулся под него и сказал, что живу в Нью-Йорке? Я требую права требовать права жить в Пенсильвании. Я требую, чтобы мной было сложнее манипулировать».
– Забудь, – отмахиваюсь я. – В любом случае, ты всегда можешь вынуть корни из земли и приехать к нам, где бы мы ни жили.
Мы входим в дом, где уже бушует веселье. Кто-то нашел бутылку шампанского, и все празднуют зачатие новой жизни. Кто-то до сих пор нудит, что Дженнифер не должна выиграть и из-за таких как она мир помешан на сексе. Ханна сидит одна посреди всей заварухи и улыбается. При виде нас она улыбается еще шире. Я сажусь рядом с ней, и мы держимся за руки.
– Всегда хотела большую семью, – говорит она.
Не знаю, намек ли это на будущих совместных детей, но мне плевать. Я не могу себе представить семнадцатилетнего парня, которого бы не ужаснули такие перспективы. А меня вот не ужаснули. Я отлично представляю, как у нас будет большая семья. Я так и вижу наше будущее, в котором мы будем делать что хотим и станем тем, кем хотим. У нас будет много аквариумов, домашнее печенье и право ни под кого не прогибаться.
========== 58. ==========
«Дорогая ТелеТётя!
Знаю, вы расстроитесь, но я пишу вам не из тюрьмы, а из шатра, где отдыхаю с моей девушкой Ханной и моим единственным другом Джо. Он мой единственный друг потому, что после всего, что сделало со мной ваше шоу, заводить друзей стало практически невозможно.
Я долго ходил на сеансы борьбы с гневом, и там мы писали вам письма, но ни в одном из них я не написал того, что действительно хочу сказать. Я писал то, чего мой психолог от меня хотел. В основном – о своем гневе. Гнева у меня было завались. Я знаю, что вы это знаете, потому что он копился во мне задолго до того, как вы притащили в мой дом кучу операторов, камер и таблиц поведения, но после вашего прихода я стал еще злее.
Моя сестра Таша творила со мной и второй моей сестрой ужасные вещи. Она постоянно пыталась нас убить. Думаю, вы все это знали. Не понимаю, почему вы не заявили в органы опеки и вообще толком ничего с этим не делали, но пусть это остается на вашей совести, а не на моей. У Лизи все хорошо, она теперь живет в Шотландии. У меня тоже все хорошо.
Надеюсь, вы помните, как весело нам бывало вместе. Вчера вечером я играл с пятилетним мальчиком и вспомнил, как мне самому было пять и как это было круто, потому что, когда никто не гоняется за тобой и не пытается тебя убить, мир превращается в огромный парк развлечений. Я тоже умел веселиться и веселить других, но вы вырезали это из шоу.
В прошлом месяце одна женщина узнала меня. Она обняла меня и сказала, что, посмотрев ваше шоу, она хотела забрать меня из моего дома и позаботиться обо мне. Я ответил, что было бы круто, но теперь все хорошо.
Поэтому я и пишу вам. Теперь я достаточно взрослый, чтобы сбежать из города, где все верят в то, что им показали, и слишком тупые, чтобы докопаться до правды. ТелеТётя, как вы думаете, почему они такие? Им что, нравилось смотреть на мои страдания, просто потому что страдания маленького мальчика это прикольно? Или они хотели отвлечься от собственных страданий? Или они просто кретины и любят злорадствовать?
Мы ведь страдали. Мы с Лизи говорили вам. Вы спросили, и мы сказали.
И даже несмотря на то, что вы все знали и ничего не сделали, у меня все в порядке. И я хочу, чтобы вы знали: я надеюсь, у вас тоже все в порядке.
Искренне ваш,
Джеральд Фауст»
Пока я писал, Ханна позвонила маме. Она вышла на улицу, бродила туда-сюда и разговаривала. Ее мама попросила ее тетю о помощи – в том числе с поиском хороших врачей: психика матери Ханны разрушается все сильнее. Тетя навела справки и говорит, что что-нибудь придумает. Мама Ханны больше не будет присылать ей по сотне безумных сообщений в день.
Я звоню папе, не отходя от Ханны. Она слышит:
– Да. Хорошо. Вот как? Ясно. Наверно. Да, я бы так и сделал. А ты? Ты что, доволен? Думаю, она просто не хотела в это лезть. Не волнуйся, вы с ней еще поговорите. Напомни, какой сегодня день? Думаю, если сегодня выедем, то к четвергу. Спасибо.
Когда я вешаю трубку, Ханна явно хочет услышать, о чем мы говорили, но я обнимаю:
– Я обещал Джо-младшему сходить с ним в сарай. Через час вернусь.
– Мы правда сегодня уезжаем? Ты же обещал отцу?
– Если хочешь, уедем. Если не хочешь, останемся. Мы можем делать все, что захотим.
========== 59. ==========
– Просто прыгай, – наставляет Джо-младший, – и держись за перекладину.
Он сидит на стуле на крае импровизированной сцены. В десяти метрах подо мной. Я стою на крошечном выступе и сжимаю в руках перекладину. Руки потеют. Я цепляю перекладину за крючок и в пятый раз опускаю руки в мел.
– Смелее! – подбадривает Джо. – Внизу сетка. Тебе нечего бояться.
Я закрываю глаза и представляю, что с другой стороны стоит Лизи. Я обещаю себе порцию мороженого. Любого вкуса. Нужно только прыгнуть. Руки снова вспотели, я снова цепляю перекладину и сую руки в мел. И потом еще раза четыре. Джо-младший запускает в телефоне какую-то игру и перестает обращать на меня внимание. Отсюда и он, и его стул кажутся очень маленькими. Его телефон кажется размером с муравья, а он сам – размером с крупного паука. Сетка висит где-то очень далеко.