Таша злобно уставилась на меня, потом сказала испуганной маме:
– Это нечестно!
– Это честно, ведь тебе надо учиться помогать родителям, – ответила ТелеТётя.
– Ненавижу тупые таблички! – крикнула Таша.
– Ты сказала «тупые»! – заорал я с дивана. – Нельзя говорить «тупые»!
– Заткнись, мелкий срун! – завопила Таша. – Чтоб ты подавился своим сраным мороженым! – Она убежала к себе и заперлась.
Когда телевизионщики ушли, мама попросила папу сводить меня за мороженым. Мы пошли в «Молочника Блю Марш», и я заказал огромный клубничный рожок, а папа все время говорил по телефону с клиентом, которому пытался продать двухуровневый дом. Потом папа съел часть моего рожка, потому что сам я не смог бы его доесть.
– Сынок, я горжусь тобой, – сказал папа.
– Спасибо, – ответил я.
Когда мы вернулись домой, Таша сидела на диване, ела из миски мороженое и смотрела телевизор.
– Эй, я думал, ей запрещено! – крикнул я.
Мама, готовившая ужин, ответила что-то из кухни, но ее заглушил голос Таши:
– Заткнись, мелкий уродец! Проблемный ребенок здесь ты, а не я.
Тогда я поднялся наверх и сделал две вещи. Я насрал на розовую простынку Таши – в нижнюю часть, туда, куда она вляпалась бы ногами. Потом я заправил ее кровать и сел поверх кучи, чтобы получилась огромная, мерзкая липкая лепешка. В цирк мы с Лизи так и не попали.
========== 12. ==========
Давайте кое-что проясним: Лизи не звонит домой, потому что мама пыталась отговорить ее поступать. Не в открытую конечно, но по своей всегдашней привычке игнорировать среднего ребенка. Она никогда не напоминала Лизи почитать про университеты, не покупала ей учебников для подготовки к SAT. Однажды школьный специалист по профориентации позвонил к нам домой и спросил, почему у Лизи до сих пор нет никаких планов на поступление. Наверно, было что-то в мамином голосе, что выдавало, насколько ей срать, – потому что после разговора он начал добывать для Лизи информацию и помогать ей подавать документы. Когда начали приходить предложения из университетов, мама сказала две вещи: «В университете очень сложно влиться в коллектив» и «Вспомни, что было с твоей сестрой». Лизи не звонит домой, хотя прекрасно знает, что мне нужно поговорить с ней. Возможно, она курит слишком много травки, чтобы вспоминать обо мне. Вопреки маме она сумела поступить. Я хотел бы пойти по ее стопам – не просто убраться отсюда подальше, но и, может быть, тоже куда-нибудь поступить… хотя это будет непросто, ведь я в коррекционном классе и все время кого-нибудь бью. Мама с папой могли бы помочь мне, но вместо этого мама всегда разговаривала с представителями школы с таким же видом, как с ТелеТётей: «Что я могу с ним сделать?» В итоге, благодаря наименее любящему и заботливому человеку в моей жизни я наконец-то обрел кого-то любящего и заботливого. Моя настоящая мама – коррекционный класс.
Когда я возвращаюсь с физкультуры, Дейрдре заявляет, что потным я смотрюсь еще сексуальнее.
– Боже, Дейрдре, – отвечаю я. – Я так со стыда умру.
Она разворачивает инвалидную коляску и улыбается кривой улыбкой:
– Только потому, что ты хочешь меня, а я не твоя.
Я улыбаюсь. Потом замечаю, что ее правая нога свесилась мимо подставки, и наклоняюсь ее поправить.
– Пока ты не встал… – начинает Дейрдре, пока я встаю. Я немедленно краснею.
– Дейрдре, ты его смутила! – говорит Карен.
– Чувак, теперь тебе придется носить мешковатую одежду, – замечает парень по имени Келли. – Девочки чокнулись!
– Так, ладно, – произносит Флетчер, – может, на минуту отвлечемся от мускулатуры Джеральда и вернемся к линейным уравнениям?
– Ненавижу линейные уравнения! – возмущается парень по имени Келли.
– Ага, – соглашается мистер Флетчер. – Я тоже их ненавижу. Но вам придется их освоить, чтобы окончить школу, а вы же хотите ее окончить?
Я оглядываюсь. Дженни смотрит в окно. Дейрдре и Карен все еще с хихиканьем обсуждают мои руки. Келли так далек от линейных уравнений, что ему пришлось бы неделю ехать к ним на верблюде. Все остальные тоже отвлекаются. Кто на что. У Тейлор синдром дефицита внимания или что-то в этом роде, и чтобы сосредоточиться, ей приходится раскачиваться на стуле. Это выводит Ларри: он терпеть не может, когда она качается на стуле. Им всем чихать на линейные уравнения.
– Мне плевать, закончу я школу или нет, – произносит кто-то.
– Мне тоже, – соглашается Карен. – Многие великие люди никаких чертовых школ не заканчивали.
– А я бы хотела, – замечает Дейрдре. – Хотя бы для того, чтобы к сцене приделали чертов пандус и вся школа пять минут смотрела, как я поднимаюсь и спускаюсь обратно. Пусть хоть разок увидят, что мы с ними в одной сраной школе. – Во время этой тирады она выделяет много слюны. С ней так бывает при длинных монологах. Она берет одной рукой ладонь второй, вытирает тыльной стороной губы и хихикает.
– Следи за языком! – просит Флетчер.
Я представляю себе, как наношу боевую раскраску и поднимаюсь на сцену за дипломом. Я видел, как Лизи получала свой. К ней пришли только мы с папой, потому что за полчаса до выхода Таша «сломала запястье». Оно даже не распухло. Но мама все равно повезла ее в больницу на рентген. Если задуматься, я даже не понимаю, хочу я дожить до выпускного или нет. Вряд ли. Не то чтобы это важно. Ни для меня, ни для кого другого. Думаю, всех волнует только, посадят меня или нет. А я хочу только убраться отсюда подальше. В любом случае вряд ли я смогу учиться в университете.
– Может, отложим линейные уравнения на завтра? – предлагает Карен.
– Ага, – соглашается Тейлор, не переставая качаться. – Так будет лучше.
Комната взрывается всеобщим тихим шепотом. Я молча наблюдаю за Флетчером. Он слушает болтовню около минуты. Потом подносит ко рту два пальца и свистит. Его свист бьет по ушам.
– Давайте договоримся. К концу недели мы все научимся решать линейные уравнения. Они вам вполне под силу. – Он указывает на Ларри: – Ларри их уже освоил. Он решает линейные уравнения целый год. – Ларри кивает. Флетчер смотрит на меня – он знает, что я научился решать их в средней школе, – но ничего не говорит. Вместо этого он добавляет: – Если Ларри справился, вы тоже справитесь. И я, черт возьми, заставлю вас не просто понять их. Я заставлю вас их запомнить. А теперь вставайте. – Мы сидим. – Я сказал, вставайте. – Он поворачивается к Дейрдре: – Можешь отъехать вон туда? – показывает он на другой конец комнаты. Она отъезжает, а мы наконец встаем.
– Давайте немного встряхнемся, – командует Флетчер. – Вы сможете сесть только после того, как верно ответите на вопрос.
– Хрень какая-то! – заявляет Карен.
– Следи за языком. Я никакая это не хрень. Спорим, через десять минут все сядете. Смотрите сами.
Сначала он обращается ко мне:
– Джеральд, если пять плюс шесть равняется иксу, чему равен икс?
– Одиннадцати, – отвечаю я.
– Можешь садиться. – Он смотрит на Карен: – Если икс плюс три равняется двенадцати, чему равен икс?
– Девяти, – отвечает Карен.
– Можешь садиться, – повторяет он и переходит к Тейлор: – Пусть эм равняется десяти. Чему будет равен икс, если четырежды эм равняется иксу?
– Тогда икс равен сорока.
– Можешь садиться.
Я смотрю на Флетчера и понимаю, что он любит свою работу. Любит свою жизнь. Он счастлив сидеть в коррекционном классе и учить проблемных детей. Кажется, я не знаю больше ни одного взрослого, которому так нравилось бы жить. Большинство просто притворяется.
– Можешь садиться, – говорит он каждому, кто отвечает. Наконец садится последний. – Ну что, не так уж и сложно, правда? Завтра мы придем сюда снова и продолжим. А теперь готовимся уйти по домам.
Коррекционный класс долго собирается домой. Тейлор нужно взять куртку, сумку с учебниками и все остальное, и ей надо пять раз напомнить вытащить все из стола. Дейрдре надо помочь надеть куртку, а ее нога опять сползла с подставки, и Флетчер ставит ее на место и с оттяжкой встряхивает.