У этого лесничего были серьезные счеты с немцами еще со времен силезского восстания, и он предпочитал с ними не встречаться. Бежав перед их приходом в 1939 году, он оставил на сохранение Павляку всю свою коллекцию охотничьего оружия.
Разные ружья видывал Кичкайлло и у своего ловчего, и в Беловежском музее, и у заграничных гостей на высочайших охотах, но такие диковинные, как в тех ящиках, он держал в руках впервые. Только два ружья были современными: прекрасная бельгийская двенадцатимиллиметровка и универсальная немецкая четырехстволка. Остальное — одно старье, кремневые ружья, ружья с длинными и короткими стволами, со стволами гранеными и круглыми, с прикладом, вытесанным топором, или же, наоборот, украшенным тончайшей резьбой. И все начищено, смазано маслом, старательно обернуто тряпками, с запасом насыпанного в рога пороха, пыжей, сечки, дроби и пулек, чтобы можно было сразу пользоваться. Бери и стреляй!
Разумеется, сначала они захотели попробовать, как стреляли в старину. Били по очереди по верхушкам забора из винтовок и ружей, и тут всех привел в изумление Юзек Кусаный: первый раз, шпингалет, взял в руки ружье и сразу же попал в цель, хотя тут же опрокинулся на спину — у этого дедова оружия была дьявольская отдача, разохотился Владек Павляк и давай отца просить, чтобы он его завтра тоже отпустил на охоту. Старик, видно, вспомнил молодость и решил: «Так и быть. Пойду и я завтра».
Переночевали они в сторожке и на рассвете пошли на уток. Кичкайлло шел со своей короткой винтовкой, Павляк — с универсальным немецким ружьем, Владек — с бельгийской двустволкой, Юзек — с нарезным ружьем, а Петрек — с небольшой берданкой: калибр 28, маленький зеленый приклад и на затворе штемпель — «Ижевский завод».
Сперва они охотились на лесных озерах, «ярах», как их здесь называют. Павляк удивлялся тому, как Кичкайлло на лету прошивает уток, а Юзеку, когда тот уже после третьего выстрела сбил птицу, напророчил олимпийскую славу. Понемножку старик разговорился и отвлекся от своей боли.
На ночь они завернули в сторожку к леснику Каминскому. Он принял гостей радушно, угостил чем мог, а на другой день повел их к одному заветному «яру» на своем участке. Пробраться туда нелегко, пояснил Каминский, вокруг одни «ноздри», то есть зыбкая топь. Но он-то путь знает. Там и уток пропасть и гуси водятся.
Дорога оказалась долгой. Сильно припекало солнце, жаром несло от сожженной травы на просеках. Свернув в ольховник возле заброшенных саженцев, охотники решили немного поспать в тени.
Проснулись уже после полудня.
— Поедим, что ли, — предложил кто-то, — время у нас есть.
Не спеша потягивая можжевеловую водку из фляжки Каминского, они закусили хлебом с салом. Вдруг с дороги донеслось металлическое позвякивание. Все застыли в ожидании.
Прямо за кучей хвороста, возле которой они сидели, послышалось шлепанье босых ног, а через минуту мимо прошли со связанными руками два подростка лет восемнадцати в сопровождении пяти жандармов на велосипедах.
Кичкайлло отвык от гитлеровцев. Он не встречал их почти четыре месяца. При виде жандармов, гнавших перед собой связанных пленников, у него потемнело в глазах. Он не раздумывал. Он был у себя, в лесу, на коленях лежало заряженное ружье, и только тридцать шагов отделяло его от ненавистных шлемов. Не меняя позы, не выплюнув даже сала изо рта, он вскинул винтовку и выстрелил в затылок ехавшему впереди.
Словно молитву за матерью, повторили за ним его движение ребята. Они так пальнули из двустволок, берданки и нарезного ружья, что вокруг земля задрожала.
После второго залпа все было кончено.
— Да это же Ясек и Сташек! — закричал Каминский, выбегая из-за хвороста. — Близнецы Смоляжа!
Луга на участке Каминского граничили с землей Смоляжа. Он хорошо знал его: умный и справедливый мужик. Жители Гарвульки не раз выбирали его в спорах арбитром. Все наиболее серьезные дела Гарвульки обычно обсуждались в усадьбе Смоляжа.
— С утра к нам приехали жандармы, — рассказывали сыновья, — сделали обыск. Нашли незарегистрированную свинью, радиоприемник и русского пленного, который работал батраком. Всех поубивали, усадьбу сожгли, а их двоих погнали неизвестно куда, наверно, в Бельки Дуды, потому что дорога ведет туда.
Каминский побежал в сторожку за лошадью. К вечеру жандармов сложили на телегу и повезли на зеленый лужок. Там только кулики-невелички бегают, а заяц на зеленую травку не прыгнет — знает, проломится под ним тонкая предательская скорлупа и засосет его зыбкая трясина.