- Это с вами у меня тут свидание? - живо спросил он, надевая лукошко снова на правую руку. - Я Станиш.
Прислонившись к стене часовенки, я разглядывал стоявшего на дороге человека. Он был подвижной и какой-то неспокойный, с гладким выпуклым лицом, на котором мочалками торчали черные брови.
- Я не очень-то верю в незнакомых доброжелателей, но поскольку вы предупреждаете… - произнес Станиш и снова подтянул штаны.
- А вы поверьте… и вытащите из штанов револьвер, он их понапрасну оттягивает, - сказал я. - Вот-вот, лучше всего положить его в лукошко. Так он у вас и под рукой будет и ремень не оборвет. Что это за пушка?
- «Констабль». Из него стреляла английская полиция, а потом ковбои в фильмах.
Он говорил свободно, улыбаясь, и в то же время тщательно изучал меня. В разговоре участвовало все его лицо: и ветвистые брови, под которыми прятались небольшие глаза, и морщины на широком лбу, казалось даже, что у него шевелились уши.
«Малый не лишен чувства юмора, - подумал я. - Стреляный воробей. Видно, бывал и на коне и под конем…»
- Ну что ж, если вы согласитесь подойти ближе и под сенью древней часовенки выслушать ужасное известие, все будет как раз в стиле этих фильмов. Таинственный господин…
- Таинственный кабальеро! - поправил Станиш. - Так лучше звучит.
- Ладно. Таинственный кабальеро сообщает: в наши руки случайно попал один документ, свидетельствующий о покушении на вашу жизнь. Прошу прочитать.
Я протянул ему рапорт Анзельма. Он стал серьезным.
- Умное сочинение, - сказал Станиш, закончив чтение. - Я бы ему поставил пятерку за знание польских дел.
- А я бы пригласил его на небольшую прогулку в лесок.
Я рассказал о расправе в усадьбе Смоляжа.
- Не согласитесь ли вы, пан Станиш, помочь в инсценировке суда и линчевания?
- С превеликим наслаждением! Обожаю американские шутки.
- Отлично. Значит, как только Анзельм, он же Гливицкий, приедет к вам за мукой, вы продолжите прежние неосторожные политические высказывания. Было бы еще лучше, если бы состоялось небольшое собраньице. Сумеете?
- Конечно. Я, жена, мой компаньон из мастерской, один крестьянин…
- Достаточно. Надо сделать так, чтобы этот мерзавец уверился в том, что здесь существует некая организация, быть может, даже небольшой партизанский отряд, что вы вербуете его в связные, что вы хотите, наконец, представить его партийным властям в Ломже. Коня у вас нет. Поэтому наймите его у Гжеляковой. На станцию вас повезет ее работник Ручкайлло.
- Этот великан, знахарь?
- Он самый. На том месте, где мы сейчас стоим, я остановлю вас и приглашу в лес для разговора. Ясно?
- Не совсем. Я люблю во всем полную ясность, а мне пока еще не известно, с кем же, собственно, я имею дело?
- С командиром отряда Армии Людовой.
- О-о, вот тут уж, я вижу, начинается польский фильм, - оживился Станиш. - Даже у нас в этом медвежьем углу идут съемки?!!
- Как и всюду. Монтаж идет полным ходом.
- Вы, верно, долго были в России? Слова растягиваете на русский манер…
- Я советский командир, состоящий в Армии Людовой… Итак, можно на вас рассчитывать? Сделаете, как договорились?
Я хотел проститься, но Станиш схватил меня за руку.
- Подождите! Вы хотите уйти? Сейчас? Ну нет, так нельзя! - крикнул он.
Станиш все сильнее, до боли сжимал мою руку (у этого интеллигента была крепкая рука кузнеца), а я с удивлением смотрел на загорелое лицо этого весельчака, искаженное гримасой не то восторга, не то плача. Сильные толстые губы его дрожали.
- Наконец-то! Наконец-то оно начинается! В Вельких Дудах - Армия Людова! Черт возьми! Столько лет я ждал этой минуты… Наконец-то, товарищ!
Это слово взволновало нас обоих. Некогда обычное и примелькавшееся, оно внезапно прозвучало по-новому, свежо. В этой встрече в лесу двух оторванных от борьбы людей слово «товарищ» объединяло и связывало.
Рождение лесного отряда
Спустя три недели после этой встречи я на том же самом месте вежливо попросил Анзельма сойти с телеги и пойти с нами на прогулку.
Рядом в полном вооружении стоял весь отряд: Павляк с сыном, оба близнеца Смоляжи, Каминский, Кичкайлло, Петрек и Юзек. Я тогда впервые командовал ими.
Накануне на собрании у Павляка Кичкайлло объявил:
- Заутра зобачите майора. Он зловит шпиона и буде у нас командиром.
У обманчивой поляны, где по зыбкой трясине скачут беззаботные кулики, состоялся короткий суд. Анзельму нечего было сказать в свою защиту: близнецы узнали в нем того самого спекулянта, который за две недели до расстрела их семьи покупал у старого Смоляжа сало. Станиш подтвердил, что именно ему он сказал фразу о диалектике, наконец, донос, собственноручно подписанный им, Анзельмом, подтверждал показания свидетелей. Голосование было единодушным: «К куликам!»