Все было почти так же, как в моем сне. Комната плохо освещена, и лишь белый рояль оказался последним источником света. Он играет знакомую композицию, а я медленно подхожу к роялю и сажусь на кресло недалеко от него. Пальцы зажимают клавиши на рояле, отбивая такт, и ускоряясь в танце, создающий музыку. Я медленно прохожу и замираю, потому что за инструментом сидит не Алан, а его отец. Глаза его закрыты, а пальцы играют так яростно, так красиво, словно они сами по себе. По его лицу пробегает волна наслаждения. Интересно, выглядит ли Алан так же, когда играет? Рисует? Фотографирует? Уверена, у него есть, чем он гордится и наслаждается.
Я подошла как можно тише и села на кресло, слушая, как музыка приятно касается меня своими нотами. Мистер Хольтз играл восхитительно. Музыка раздается по всей комнате, не пытаясь коснуться других людей, словно это неуместно для чужих ушей. А чем отличаюсь я? Я совсем чужая. Я не вписываюсь ни в интерьер, ни в общество. Но я сижу и слушаю композицию. Сижу и думаю о том, что не могу здесь находиться, но нахожусь. Пытаюсь существовать с музыкой и не досягать других людей. Только закрываю глаза, и понимаю, что музыка уже затихает и перестает играть. Прошло много времени, но, мне кажется, что прошла секунда. Так я была вовлечена в музыку.
– Как вам? – спросил Мистер Хольтз после того, как его пальцы медленно оторвались от клавиш. Я открыла глаза, словно просыпаясь от прекрасного сна. Николас Хольтз улыбался мне. Я улыбнулась ему в ответ.
– Это было… прекрасно! – воскликнула я. Сложно что-то сказать, когда перед тобой сидит знаменитый композитор, и внимательно слушает твое мнение.
– На самом деле все слишком плохо, мисс, – улыбнулся он снова. – Я лишь пытался по слуху передать одну композицию, исполненную по радио. Вышло не слишком хорошо. – Серые глаза горели улыбкой и внимательно изучали меня. Его морщинки то распрямлялись, то сжимались в зависимости от того, куда он смотрел. Я заметила, что тишина немного затянулась, и я решила просто откашляться, ибо сказать что-то была не в силах. Мистер Хольтз снова встретился со мной глазами и выдал вопросительный взгляд.
– Так вы девушка моего сына? – спросил он неожиданно. Мои уши резко залились краской, и я моментально скрыла их за прядями волос.
– Произошло недопонимание, сэр. Я его лучший друг. Поверьте, у нас с ним крепкие дружеские отношения, – ответила я, как можно убедительнее, чтобы правильно довести свою мысль. Уши все еще горели. Мистер Хольтз вскинул брови и сделал задумчивый взгляд, словно все не так должно было быть. Словно он внезапно вспомнил, что где-то использовал другую ноту.
– Странно, – ответил он, потирая лоб. – Алан вряд ли того же мнения о вас. Я никогда не слышал, чтобы мой сын так хорошо играл на рояле в последнее время. Видите ли, играть на инструментах – это не просто следовать нотам и жать по определенным клавишам. Это также является способом передачи своих чувств. Например, если бы я сейчас не был таким беззаботным, то эта композиция в моем исполнении звучала бы намного лучше, даже чем она была на радио. Я думаю, вы понимаете, о чем я. Просто… Не дайте ему снова закрыться в себе.
Слова Николаса прозвучали серьезно и слегка тяжело. Он просидел еще несколько секунд, глядя в пустоту, словно глубоко задумался. Я все это время только сидела и обрабатывала у себя в голове его слова. Они вызывали у меня смешанные чувства. Затем Николас встал, и, улыбнувшись, немного склонил голову вперед и удалился в гостевой зал, оставляя меня одну с этими словами.
Я не теряла времени, и быстро поднялась на третий этаж, распахивая дверь на чердак, давно ставший комнатой Алана. Внутри было пусто и, на удивление, не убрано. По полу были разбросаны рисунки разных пейзажей, портретов. Ноутбук лежал открытым на письменном столе, а возле него сгорали ароматизированные свечи. Кровать была не заправлена, а шкаф стоял открытым. Обычно, у Алана в комнате всегда довольно чисто и прибрано. Сейчас же здесь творился полный беспорядок, и Алана внутри не было. От такого мне стало тревожно. Здесь словно произошел нервный срыв.
Я заглянула в ванную, но там его тоже не было, однако, она была чистая. Куда же он мог подеваться? Картины буквально валялись по полу и мешали ходить. Когда я начала их собирать, то услышала какие-то шаги надо мной, и тут же, сняв туфли, вышла на крышу.
Прохладный бриз так и манил к океану, а звезды словно тянули меня все вверх и вверх. Мне было немного холодно, но я пыталась не обращать на это внимание. От дождя крыша оказалась скользкой, и как только я встала на ноги, то боялась пошевельнуться хоть на миллиметр. Город светился огнями, и я подумала, какой же Алан счастливый раз может смотреть на эту красоту каждый день. Темный силуэт сидел позади меня и почти что сливался с небом. Были видны незаметные очертания пиджака, рук и головы. Я хотела его позвать, чтобы он спустился, и мы смогли поговорить у него в комнате, но сразу же передумала. Алан не просто так вышел сюда.