— А вы? — спросила я.
— А я буду контролировать процесс, — ответил Станислав, и я приуныла.
Во-первых, у меня просто не будет возможности остаться наедине со Станиславом, а во-вторых меня поставили в пару с Ланским — что может быть хуже?
К нам, нещадно корябая каблуками асфальт, спешила Таня.
— О, а вот и ещё один доброволец, — громко сказал Станислав Сергеевич, указывая на Таню. — Идёшь на уборку территории.
— А что тут...
— Разошлись по зонам!
— А вы куда? — остановила она меня.
— Окна мыть, — ответила я.
— А ты, Мир?
— Тоже, — пожал плечами он. — Нас с твоей подружкой в пару поставили.
— Нет, давай поменяемся, — тут же вцепилась в меня Таня.
— Нет, — обрубил её Мир. — Как сказал Станислав — так и будет. Уважай мнение преподавателя, Таня. Мы пошли, работать надо.
Он взял меня за предплечье и потащил, словно даркон свою потерявшуюся и затупившую от его напора добычу в башню. Таня открыла рот и смотрела, как я и Ланской уходим в корпус почти рядом. Точнее, я вырвала свою руку и пыталась от него отвязаться, но этот дылда меня настырно догонял и шёл рядом словно мы друзья.
Дошли до аудитории, которая оказалась открыта. С нами пришли ещё две девчонки, которые начали мыть окна с противоположного края. Всего по три окна каждой паре. Тряпки, средства для окна и тазики мы нашли на одном из рядов.
Мы налили воду в таз и заняли место возле первого окна.
— Да уж, — поджал губы Мир, покачав шаткую и старую стремянку. — Такая меня не выдержит.
— Ещё бы, — не удержалась я. — Ты такой бугай, Ланской... Как тебя Земля-то ещё выдерживает...
— Сочту за комплимент. Но тогда у меня для тебя плохие новости, — вздохнул он.
— Это какие?
— Придётся лезть на стремянку тебе, Синеглазка.
Я даже не среагировала на его бесячее прозвище. В ужасе смотрела на стремянку. Я боюсь высоты, а окна, естественно, огромные, под потолок. Побледнела и нервно сглотнула.
— Боишься высоты? — словно считал меня Мир, заметив как ошалело я смотрела на ненадежную стремянку.
— Я? — встрепенулась я. — Нет, ты что выдумываешь? Ничего я не боюсь. Просто стремянка эта явно первую Мировую войну пережила.
— Тогда давай, лезь, — разложил её Ланской и поставил на пол. — Если что — я тебя поймаю. Не бойся, буду страховать.
— Я не боюсь, сказала же!
— Тогда лезь!
Выделываться словами куда проще, чем залезть на чёртову стремянку. Но упасть в грязь лицом перед Ланским я не могу. Должна забраться туда и быстро просто помыть верхушку. Ниже стёкла мы помоем уже вместе. Вздохнула, и превозмогая страх, поставила ногу на первую ступеньку.
28.
Мир подавал мне тряпки, воду и моющие средства, а я, белая как простынь, мыла стекло. Мирослав действительно был готов в любой момент меня поймать и держал руками стремянку. Она даже не шаталась, так крепко он её стискивал пальцами. Не знаю, каким чудом я всё же отмыла чёртово окно, и теперь можно было спуститься вниз.
Глянула вниз, и голова закружилась. Я охнула и вцепилась в выступ окна. И побледнела, кажется, ещё больше. Кровь от страха отхлынула от лица.
— А говорила, что не боишься, — упрекнул Ланской. Протянул мне руку. — Берись и осторожно спускайся.
Ухватилась за его огромную лапу и опёрлась на неё. Вопреки логике почувствовала себя в безопасности и куда более уверенно. Я знала, что он поймает меня если что. Стала потихоньку спускаться, но на предпоследней ступеньке всё же оступилась и рухнула прямо на Ланского.
— Ай!
Тот проявил быстроту реакции и поймал меня, удерживая на ногах... И за талию. Прижав к себе. Я уткнулась носом прямо в его мощную грудь. А вкусно от его футболки пахнет... Что-то связанное с цитрусом... Тьфу, о чём я думаю вообще? У Ланского ничего не может быть привлекательного для меня. Даже запаха. Тем более запаха.
— Ты как? Нормально? — почти обеспокоенно спросил он меня.
— Нормально, — ответила я дрожащим голосом и попыталась отступить в сторону, но его руки так и остались на мне. Даже крепче сжались вокруг моей талии. От его нахальства сердце забилось сильнее. Серые глаза, которые смотрели на мои губы каким-то неожиданно пьяным взглядом с расширившейся радужкой, меня смутили. Он стал стремительно приближаться ко мне своими губами, словно намеревался меня поцеловать. Искра. Буря. Безумие. Паника. Желание дать ему по печени... И дурацкое желание дать поцеловать себя. Но нет уж! Совсем с ума уже сошла. Я надавила на его руки. — Всё, я не падаю больше. Отвали, Ланской!