Денег тех хватило ненадолго, каждый месяц приходилось что-то брать оттуда, особенно по воскресеньям, когда наш парень брал сына и не жалел на него денег, пускай парнишка видит, как отец его любит; он водил его в кондитерскую, а один раз даже в Луна-парк в Пеште, там пришлось сильно потратиться, к тому же они потом еще в зоопарк зашли, в общем, куча денег ушла. Деньги за дом растаяли быстро, и тогда наш парень принял, пожалуй, самое плохое решение: что расстанется с виноградником. Трагедией это стало не потому, что виноградник был единственным богатством отца: хотя часть его он получил от тестя, но большую часть прикупил сам, и кусты посадил все без исключения, ведь старые кусты выродились, и виноградник он считал своим, так что наш парень, продав виноградник, тем самым символически отказался от последних шансов на то, чтобы осуществить план отца — поднять семью на новый уровень, — настоящей трагедией стало то, что при этом утрачен был доход, который они получали от продажи вина, а также экономили, не покупая те два-три литра, которые парень наш ежедневно потреблял дома; теперь и это вино надо было покупать, и из продавцов вина они стали его покупателями.
Слушай, надо нам кое-что обсудить, сказал наш парень бывшей своей жене, Мари; в руке у него была телефонная трубка, звонил он ей с улицы, — это дело, которое касается только нас, ну, и сына. У меня с тобой никаких дел нет, сказала Мари; но это такое, что тебе обязательно надо знать. Мари вышла, а сына оставила с матерью, потому что парень наш особо попросил, чтобы она его не приводила, потому что это такое дело, которое его не касается. Ну, что, — спросила Мари, стоя в калитке. Я сейчас не могу алименты платить. Как так не можешь? — спросила она. — Надо платить, суд так постановил, и всего десять тысяч, не ахти что. Ты знаешь, во что вообще-то он обходится, никогда не думал об этом? Я же трачу на него, когда он со мной, я вон и железную дорогу ему купил, и тот пуловер тоже я, и кондитерская, это всегда, но сейчас нет денег. Меня не интересует, что ты делаешь по воскресеньям, а платить алименты ты обязан. Но сейчас нету денег, от муниципалитета я пятнадцать тысяч получаю, вот если найду работу, отдам. А почему же ты не нашел до сих пор? Потому что нету. Ты ведь не ищешь. Ищу, только нету, и в окрестностях нету. Иди на стройку, чем тебе это плохо, хотя бы пока другой нет. Не могу я физической работой заниматься, из-за позвоночной грыжи. А стакан поднимать можешь? — спросила Мари. Когда отдашь деньги? Продам маленький трактор, покупателя я нашел уже, как только получу деньги, сразу отдам, сказал наш парень; но хотя он продал отцовский маленький трактор, а следом за ним понемногу все инструменты, так что мастерская полностью опустела, денег хватало лишь, чтобы латать ежедневные проблемы — чтобы было с чем пойти в корчму; на алименты этих денег не хватало никак.
Уже второй месяц пошел, а ты не отдаешь, — сказала Мари; тогда парень достал пятитысячную бумажку, мол, пока вот это. Мари взяла; потом принеси остальное. Но он не принес; пропустил и следующий месяц, и тогда Мари сказала ему по телефону: вот что, давай договоримся, суд тебя обязал платить деньги, вообще это деньги никакие, а меня обязал раз в неделю отдавать тебе мальчика, ты свои обязательства не выполняешь, тогда и я не стану выполнять. Как так? — не поверил своим ушам наш парень. А вот так, — ответила Мари, — на этой неделе не приезжай, и на следующей тоже; приезжай только, когда деньги привезешь. Нет, ты не имеешь права, закричал наш парень в телефон, чуть не плача, этим ты не мне насолишь, ты что, не понимаешь, что ребенку нужен отец. Отец, а не безработный алкаш, сказала Мари. Когда я с ним, я же не пью, разве нет. Ты всегда пьешь, это всем в деревне известно, потому и работы не находишь, что все об этом знают. Не делай этого, не могу поверить, что ты так можешь со мной поступить, ты не такая, это все из-за матери, наверняка она тебе велела так сказать, сказал наш парень; какая она все-таки злобная, эта баба, и ведь если я парнишку не получу, денег у тебя все равно не появится. Зато, может, у тебя появится охота достать денег, — сказала Мари и повесила трубку. Парень наш постоял немного у телефона, потом пошел в корчму и там до девяти вечера рыдал и жаловался, что Мари не отдает ему ребенка, что лишится он сына, а ведь у него только сын и остался. Мать ее так, сказали приятели в корчме, разве она не обязана? Это все из-за денег, ответил наш парень. Десять тыщ в месяц, и уже за полтора месяца я задолжал.