Директор — это следовало из его роли любовника — давал учительнице то, чего ей не хватало, и какое-то время это вполне удовлетворяло ее потребности. Она не обращала особого внимания на то, что директор в плане сексуальных возможностей, даже если формулировать мягко, не очень-то активен, то есть его физические данные в этом смысле весьма скромны, и если определенная часть его тела не слишком проявляла готовность увеличиваться, то другие части тела, например, живот и второй подбородок, росли в высшей степени интенсивно. На восьмом году их отношений живот у директора был таким массивным, что не позволял хозяину увидеть собственный пах. Тогда наша учительница и сказала: все, мол, пора прекращать. Ей вдруг стало ясно то, чего она до сих пор не видела или считала, что не видит. Конечно, никому не дано знать, как это получается, что явно дурные вещи долгое время кажутся нам хорошими; никому не дано знать, что это за такая внутренняя способность в нас, которая перекрашивает окружающий мир в полном соответствии с нашими желаниями. Во всяком случае, именно благодаря этой человеческой способности директор в течение многих лет мог быть для нашей учительницы воплощением нежности, интеллигентности, мужественности. И никто не знает, почему, когда наваждение заканчивается, сразу сходит на нет и все то, во что ты раньше верил, исчезает, как дым, так, что и крохи не остается от того хорошего, что прежде она проецировала, например, на директора. Собственно, директор-то остался таким, каким был, только в учительнице изменилась комбинация чувств. То есть: мало того, что она утратила предмет любви, она и внутри что-то безвозвратно утратила, утратила способность проецировать свою любовь на окружающий мир. Яснее ясного — она даже задумывалась иногда над тем, насколько жалость к себе можно считать формой мышления, — что после этого она уже никогда ни в кого не будет влюблена. И действительно: в ней просто-напросто умерла эта способность, исчезла направленная в эту сторону сила воображения. И когда на сцене появился молодой учитель физкультуры, у которого была слабость — ухоженные сорокалетние женщины, а наша учительница была как раз такой, так что она стала для физкультурника приоритетной целью, — словом, когда этот физкультурник дал ей понять, чего он хочет, она сначала даже не поняла его, а когда наконец поняла, то решительно отвергла его притязания: еще чего, с какой стати. Хотя мне даже нет нужды долго доказывать, что учитель физкультуры был таким мужчиной, которого мечтают заполучить девять женщин из десяти. Увы, историчка наша была как раз десятой.