Красноармеец крикнул ему из-за угла:
— Сюда, эй, товарищ!
Яшка подошел.
— Куда ты?
— К красным, отца у меня белые убили, против них хочу воевать.
— У, какой вояка! Как же они тебя пустили?
— Сказал, что живу здесь. И на завтрашний день выпросился, пропустят.
— Зачем это? Воевать за нас хочешь, и туда больше незачем.
— Может, пошлют за чем?
— Чудак ты, видать, ребенок. Что, здорово врет он? — Красноармеец показал на попугая. — Ты в штаб со мной. Поехали, а то убьют тебя.
Красноармеец погрозил кулаком в сторону белых:
— Вы не вздумайте стрелять, дайте мальчонку провести.
Еще не дошли до штаба, как пули целым ливнем посыпались со всех сторон.
— Ну, товарищ, убирай ноги, а то и «счастье» не поможет. — Красноармеец и Яшка бежали бегом. — Сюда, сюда, в ворота.
Красноармеец сдал Яшку в штаб, а сам вернулся в бой.
В большой казарме у окна сидел Яшка. Птичка хотела есть и прыгала по окну, стучала клювом в серый каменный подоконник.
На нарах лежала куча винтовок. Все время прибегали люди, больше молодежь, в новых гимнастерках, брюках и сапогах, они брали винтовки и убегали, на ходу прицепляя к винтовкам ремни.
Это были добровольцы. Их тотчас обмундировывали, вооружали и отправляли в бой.
За стеной звонил телефон, в него говорили.
— Взвод… Я с трудом удерживаю позицию… добровольцы, молодежь, не видали винтовки… Убит, жаль. Держись. Москва знает. Ответа нет. Победить безусловно должны. Никогда. Живым ни один не отступит!
И так без остановки говорил телефон.
«Крошенный разговор, лапша, — подумал Яшка. — Не зовут долго, пойду сам». Он вошел за перегородку, где был телефон. Красноармеец, с красным бантом на груди, передал трубку другому.
— Чего тебе? — обратился он к Яшке.
— Я, товарищ, к красным, заодно хочу против белых.
— А здесь белые, ты прошибся, не к красным попал, — усмехнулся красноармеец.
— Смеешься, знаю я, зачем ленту носишь и без погон.
— Вижу, знаешь. Мал ты и винтовку не поднимешь. Убьют зря, без толку, без пользы.
— Отца убили они. На заводе он работал. И в подвале жить нельзя: у мамки грудь болит, Ганьку, чай, из приюта выкинули… И воля чтобы…
— Воли захотел, знаешь, какая воля-то?
— Не знаю, а чтобы была она.
— В город к белым ты можешь сходить?
— Я оттуда и пришел к вам.
— Ну, а туда? — Красноармеец встал.
— Согласье дали, сказал им, что пойду утром гадать птичкой, а живу здесь.
— Можешь, выходит?
— Могу. А возьмешь к себе?
— Беру, теперь ты наш, красноармеец. Как зовут?
— Яшка… И ружье мне дадут?
— Птичкой воевать будешь.
— Как — птичкой?
— Там узнаешь, птичку никому не отдавай. Иди на двор в кухню, поешь.
Красноармеец — он был комиссаром отряда — вызвал дежурного по штабу и сказал:
— Вот Яшка, будет в твоей команде, зачисли его на котел и прочее.
— Меня есть послали, — сказал Яшка кашевару.
— Валяй, вот бери сколько хочешь! Красноармеец?
— Да, приняли.
— Страшный! — Кашевар засмеялся.
Яшка ел около походной кухни рисовую кашу.
— Ты песком посыпь ее! — советовал кашевар.
— Хорошо кормят, — хвалил Яшка.
— Работа трудная: хуже шахты буржуев выкорчевывать.
На дворе казармы шло обучение новичков-добровольцев. Человек десять стояли с винтовками. Товарищ в желтых штанах и куртке показывал:
— Вставляй патрон, так… Закрой затвор… Верно. Нажимай, взводи курок, во-от, понял?
Все целились в забор, в обведенные мелом круги, и стреляли.
— Пли!
Потом бежали и смотрели, кто попал в цель.
— Кто попадает, два шага вперед… Еще раз — пли! Попали! Ну, товарищи, вперед, теперь в бой за революцию. Вперед, марш! Бей буржуев без пощады!
И научившиеся стрелять уходили в бой. За ними учились другие. Все обучение заключалось в том, чтобы боец мог мало-мальски стрелять. Как ходить и строиться, этому не учили, было не до того.
— Стой, стой! — Выскочил один из строя, в кругах, обведенных мелом, написал: «Капитал, буржуев, царизм».
И пули вонзились в эти слова.
Во двор въехали две подводы. Красноармеец вел лошадь под уздцы, а за рукав мужика. С бородой, с опущенными глазами, мужик показался Яшке Иисусом Христом с иконы.
— Стой! Эй, товарищи, сюда!
Бросили обучение и обступили приехавших.
— Задержали. В Казань яйца везет, белым. Пронюхал буржуй, — рассказывал красноармеец.
— Белых кормить, наживаться!
— Изменник революции! Расстрелять!