«Жалко, что нельзя взять с собой», — подумал воробей. Жалко, но ничего не поделаешь. Расправил крылья и порхнул вверх.
Он летел до тех пор, пока не стукнулся о крышу. Затем он устроился в щелке между крышей и перекладиной и оттуда начал разглядывать, где же оказался. Сначала ровно ничего не понимал. Сверху была черная, закоптелая крыша, снизу такая же черная копотная бездна. В глубине ее громкий лязг, стук и звон железа. Иногда в черноте бездны то тут, то там зажигались ослепительно яркие огни и, погорев немного, гасли.
Бездна, на первый взгляд такая страшная; на самом деле воробью ничем не угрожала. Она была сама по себе, он сам по себе. Воробей осмелел и прыг-скок на новую перекладину пониже. В глубине бездны проступили знакомые черные силуэты. Воробей прыг-скок еще пониже. И тогда явственно увидел, что находится он в большом, как вокзальная площадь, доме. Весь пол этого дома устлан железными полосами — рельсами. А на рельсах стоят паровозы.
Стоят смирненько, без дыма и гуда.
Около паровозов суетятся люди. У одного отнимают колеса, другому заменяют шатуны, что-то отвинчивают и привинчивают. Воробей пригляделся и узнал среди людей своего приятеля со светлыми пуговицами. Только теперь он был в промасленном старом бушлате, а нарядная шинель висела на стенке. У воробья сразу пропали всякие тревоги, он опустился еще ниже, сел на трубу паровоза и гордо зачирикал. В минуту затишья люди услышали его, и на усталых лицах появились улыбки.
— Вот прокурат, — сказал седоусый слесарь, — он здесь уже как дома.
А воробей все чирикал, все повторял, что ему здесь хорошо, он все понял и больше не боится. И в доказательство этого перелетал с паровоза на паровоз.
Но люди не понимали его щебета и решили, что он просит есть.
— Мишка, накорми своего питомца, — сказал седоусый слесарь.
Мишка положил на подоконник горстку хлебных крошек. Воробей заприметил это и, когда люди углубились в работу, поклевал крошки.
Прошло несколько дней. Воробей окончательно обосновался в депо, около машин и рабочего люда. Тут было хотя и дымно, и шумно, и грязно, но зато тепло и надежно. Ни ребятишки с рогатками, ни коты, ни другие коварные звери не показывали сюда глаз.
В уголке между перекладиной и крышей воробей устроил гнездо. Еду ему оставляли на подоконнике. Для вылетов на улицу он отыскал в крыше дырку. Потом, познакомившись с рабочими еще ближе, вылетал и влетал прямо через дверь. И его никто не трогал. А если кто и поднимал руку, чтобы его схватить, другие сейчас же прикрикивали:
— Не трогай! Это наш воробей, деповской.
И рука покорно опускалась.
И вот однажды наш воробей решил навестить Полевую улицу и родительский дом. И если там еще живы старики, взять их к себе.
Когда он появился на Полевой, воробьи скакали по голой зимней дороге, тщетно разыскивая еду.
— Здравствуйте! — чирикрикнул деповско́й воробей.
А полевые посмотрели на него, переглянулись и прыг-скок в стороны.
— Вы что, не узнали? — чирикрикнул деповской. — Это я. — И он назвал себя по имени-отчеству.
А полевые в ответ ему:
— Не ври! Не обманешь. Мы знаем нашего. Он чистенький, аккуратненький был. А ты вон какой чумазый да растрепанный.
Глянул деповской воробей на себя и не узнал. Весь-то в саже, перья торчат ежом.
— И все-таки я ваш, — продолжал чирикать воробей. — Это я в депо вымазался. Я в депо живу, над кузницей. Там грязновато, верно, но зато теплынь какая…
Заинтересовались наконец полевые воробьи деповским, придвинулись ближе. Тут и узнала воробьиха-мать своего сына, которого считала погибшим. Узнала по голосу.
Весь тот день на Полевой улице не умолкал воробьиный гомон. Слетались тетки, дяди, двоюродные братья и сестры, слетались соседи и наперебой чирикали:
— Расскажи про депо, расскажи про депо!
Вечером деповской воробей вернулся в депо не один. С ним были отец с матерью. Старикам понравилось новое место, и они остались там.
Скоро началось сущее переселение воробьев в депо. И теперь каждый укромный уголок занят воробьиным гнездом. А на улицах чистенькие, аккуратненькие воробьи не чураются чумазых и взъерошенных, напротив, глядят на них с завистью: им что не жить, они в депо, им тепло и сытно. Сами они тоже рады бы в депо, но не для всех там есть место.
А если озорник мальчишка занесет на чумазого воробья камень, то, будьте покойны, к озорнику тут же подскочит другой мальчишка со светлыми пуговицами и крикнет:
— Не тронь, это наш воробей, деповской!
СЕРГУНЬКИН СОН