В юрте Мухтара сидели гости — пятеро молодых казахов с ружьями и один старик с домброй. Молодые пили кумыс. Большой дедовский ковш с бубенчиками переходил из рук в руки. Кумыс заедали бараниной. Нарезанная кусками, она лежала в большой плошке. В казане над костром варился другой баран.
Старик играл на домбре и пел. Это был акын. Он поднимал к потолку свою острую белую бороду и с шипом выбрасывал слова:
Тансык лежал брюхом на кошме и заглядывал в рот акына. Осторожно вошел Утурбай. Отец вопросительно поглядел на него, прочие как бы не заметили. Утурбай взял свое ружье, надел за спину и сел в круг гостей. Отец подал ему ковш с кумысом. Утурбай немного отпил и передал гостю, сидевшему рядом.
Акын закончил одну песнь, пробежал пальцами по струнам и начал новую — похвалу Утурбаю, сыну Мухтара, который бросил кнут пастуха и поднял ружье воина.
В углу тихо заплакала мать, рукой дотянулась до Тансыка и украдкой погладила его шершавую, жестковолосую голову.
Отец и брат Утурбай уехали с гостями по дороге к Буамскому ущелью. Уезжая, отец обещал вернуться через два дня.
Первый день прошел спокойно, не было ни случайных гостей, ни посланцев с новостями. Второй начался шумом и хлопотами. Ранним утром — Тансык еще спал — из-за гор вышло громадное стадо и хлынуло на кочевку. Оно заполнило всю поляну, как вешняя вода заполняет озера. Тансык, мать и сестра проснулись от рева верблюдов, ржания коней, от стука многих тысяч копыт, от того шумного дыхания и гула, которые бывают всегда, когда большое стадо идет горами, и выбежали из юрты.
К ним подошел караван нагруженных верблюдов. С переднего соскочил старый грузный казах, поздоровался и спросил:
— Кто хозяин кочевки?
— Мухтар, — ответила мать. — Его нет дома.
— Кто же ходит за стадом?
Мать показала на Тансыка.
— Он? — удивился казах. — Ему семь-восемь лет? Молодец!
Тансык осмелился и спросил:
— Новости есть?
— Уходит вся степь.
— Куда?
— В горы.
Они разговаривали, а стадо меж тем шло дальше. Тансык заметил, что его скот смешался с проходившим.
— О-ей, мои уходят! — закричал он и бросился отделять свое стадо, но отделить было нелегко: оно хотело идти.
Старик казах помог Тансыку отделить вожаков, за вожаками отошел и остальной скот.
За первым стадом прошло другое, третье, и так весь день лошади, коровы, бараны, козы, быки двигались рекой. Над ними плыло облако коричневой пыли. Вечером Тансык оглядел поляну — ни одного живого места. Вся трава была съедена и выбита ногами, кусты потоптаны, ручьи загажены.
Отец не возвращался четыре дня, и все это время шли табуны убегающих казахов. Вернулся он злой и велел немедленно собираться.
— Где Утурбай? — спросила мать.
— У тебя есть Тансык, — сердито ответил отец. — Зачем тебе Утурбай?
Мать забеспокоилась, но выспрашивать побоялась. Она решила, что Утурбай погиб, и начала украдкой плакать.
Кочевку перенесли всего на дневной переход от прежней и раскинули в одном из ущелий.
— Все идут дальше, почему мы не идем? — спросил Тансык.
— Пусть идут, — огрызнулся отец. — От беготни человек не становится сильней. — Это было новое у отца — так говорил Утурбай.
На новую кочевку к отцу постоянно приезжали вестники Длинного уха. Сам отец уезжал куда-то почти ежедневно.
Тансык был мал и неопытен, чтобы оберегать скот от волков, у него часто случались пропажи. Он не раз пытался рассказать отцу про потери, но отец на первых же словах обрывал его:
— Молчи, не надо!
Примчался вестник Длинного уха и сообщил, что царь объявил мобилизацию казахов.
— А что знает Длинное ухо про обоз с ружьями? — спросил отец.
— Обоз пойдет.
— Когда?
— Этого Длинное ухо не знает.
На кочевку приехали три верховых казаха. Мухтар оглядел их и заметил на ляжках коней русские тамги. Он показал на тамги. Казахи объяснили, что они служили работниками в русской станице. Вчера пришел приказ о мобилизации, они ночью взяли хозяйских коней и убежали. Мухтар пригласил беглецов в юрту, а коней увел в горы на пастьбу.
В юрте беглецы занялись странным делом: из мешков достали три косы, срубили три молодых деревца, сделали черенки и к ним стали прикручивать косы. Тансык поглядел на их работу и посоветовал: