Сейчас война отстала, и горная зима не пустит ее в эту долину до будущего лета. Здесь много лесу, озер, рек, зверя, птицы, рыбы — не ленивый человек не умрет от голода и холода. Правда, мало пастбищ и зимой сильно засыпает их снегом, вообще долина создана больше для охотников, чем для скотоводов. Придется кое-кому менять свои обычаи.
Долина на этот раз пустовала. Беженцы раскинули юрты кому как мило, кто посередь полян, ближе к траве, кто у речек и озер, ближе к воде, кто в лесу, ближе к дровам и дичи. Тансык и русские братья поставили две юрты рядом при выходе бурной речки из леса на большую поляну. Так посоветовал Иван Конышев. Этот великий разумник, приученный скудной жизнью в вологодской деревне сперва семьдесят семь раз примерить и только потом резать, поглядел, как ставят другие, и свои поставил так, чтобы все было под рукой: и трава, и вода, и дрова.
Через несколько дней, когда отдохнули после дороги, Иван сказал своей команде:
— Так и будем бедовать всю зиму, по-степнячьи, в чаду, в холоду? Рядом вон какой лес!
В команде были хоть и разные люди, но все привыкшие к основательному дому с печкой, со столом, с лавками. Жизнь в юрте, сидя и лежа на полу, была непривычна, неудобна.
— Куда клонишь? — спросили Ивана. — Дом ладить?
— Ну да. Мы ж в юрте лесу на десять домов спалим за одну зиму. И лес жалко, и труды наши могут пригодиться на другое. Нечего их в дым пускать.
— Дом так дом, — согласились братья.
И через месяц появился в долине первый бревенчатый дом с печью, столом, скамьями, окнами, затянутыми бараньей брюшиной. А еще через неделю — баня.
Жизнь в долине пошла тем же порядком, как в степи. Скот копытил поляны, добывал прошлогоднюю траву. Хозяева оберегали его от диких зверей, а тот, что начинал слабеть, резали и ели. Кто был небогат скотом, промышлял охотой на горных козлов, зайцев, глухарей.
Здесь было больше снега, чем в степи, ветер сдувал его с высот в низины, громоздил высокими сугробами. К весне овцы и козы уже не могли докопаться до травы, их пришлось прирезать. Зато всю весну и лето стояли такие травы на горных пастбищах, что коровы и кобылицы доили в два раза больше, чем в степях.
В августе растаял на горных перевалах снег, и открылся путь в степи. Беженцы послали несколько джигитов на разведку. Им поручалось сделать объезд самых крупных кочевий, нескольких городов, разыскать многих людей, которые остались по ту сторону гор.
От команды Конышева — за ней постепенно укрепилось это имя — были взяты в разведку сам Иван и казанский татарин Шарафей. Этот татарин очень помог сближению команды с беженцами. Он быстро научился говорить, петь, играть на домбре, как настоящий казах, к тому же оказалось, что у татар и казахов много одинаковых обычаев. Через Шарафея казахи окончательно поверили команде Конышева.
На первом же кочевье разведка узнала большие новости. Русский царь и все его помощники свергнуты. Правит страной новое, Временное правительство. Казахи-повстанцы могут возвращаться на свои места, их никто не будет преследовать. Бои в Казахстане кончились. Но большая война с немцами еще идет. Вестники Длинного уха рассказывали, что есть люди, которые требуют: «Долой войну!»
Разведчики передвигались группой вместе. Им никто не мешал бывать где вздумается, говорить что захочется. Старые царские власти разбежались и сами старались не показываться людям, новые чувствовали себя временными и не знали, что делать. Да их и не слушались: всякому понятно, что временный работает кое-как либо совсем не работает и только ждет постоянного.
Казахи-разведчики интересовались своим: что творится у них в аулах, на кочевьях, живы ли, где находятся родные и близкие люди?
Иван Конышев и Шарафей болели за свое: можно ли им объявиться, будут ли спрашивать с них за обоз с оружием, скоро ли кончится война и солдат отпустят домой?
В Алма-Ате они поговорили с фронтовиками, которые лежали в госпитале по ранению. Получалось, что команде Конышева рано объявляться. Война. Их обязательно отправят в свою воинскую часть. А там расправятся по законам военного времени и за обоз с оружием, и за дезертирство. Вместо дома — Вологды, Казани, Полтавы… — загремишь на передовую, в штрафной батальон.
— Где бы повидать этих, которые всем недовольны? — спросил Конышев.
— Каких это? Вот мы — недовольные. — Разговор происходил около госпиталя в саду, куда выздоравливающие вышли погулять.
— Ну, этих… этих… — Конышев щелкал пальцами. — «Долой войну!».
— Большевиков, — догадались выздоравливающие. — У нас в лазарете полно их. Завтра будет митинг. Приходите!