Тансык заговорил об этом с сестрой. Она задумалась, потом согласилась.
— Жить вместе — ладно, хорошо. Ты живи с Исатаем, я буду с Шарафеем. Мы поедем в Казань.
— Сговорились жениться?
Сестра счастливо тряхнула темной головой в ярких лентах. Через несколько дней она уехала. Остался Тансык один, как месяц в небе.
— Жить с Исатаем — самое хорошее, — одобрил и Конышев. Ничего другого он не видел для Тансыка.
Пришли в Алма-Ату. Там беженцы растеклись все. Конышев отыскал того солдатика, который завербовал его в большевики.
— Нехорошо у нас получилось, — сказал Иван сокрушенно. — Заявились мы к готовому караваю. Больно уж велики горы, можно совсем потеряться.
Да, верно, велики. Пока Иван бродил, путался в них, в России произошли две революции — Февральская и Октябрьская, — свергли и царя и Временное правительство, установилась Советская власть.
— Хватит дела и вам, хватит, — утешил его солдат «Долой войну!» — Каравай-то в печке сидит. Допекать надо. Ну, куда вас?
Команда Конышева вступила в Красную Армию.
Два всадника — Исатай и Тансык — и один верблюд, нагруженный разобранной юртой, остановились на выходе из Алма-Аты. Впереди была пожелтелая, спаленная августовской жарой степь, через нее в две стороны уходила широкая, наезженная дорога.
— Куда поедем? — спросил Тансык.
— Прямо.
И уехали через дорогу в засохшую степь с колючками, уехали, даже не оглянувшись на город-сад, весь румяный от созревающих яблок «апорт». Степь, и засохшая, и голодная, и холодная, была для них милей всего на свете.
В стороне от дорог было много аулов, которые не участвовали в восстании и никуда не убегали. Там охотно принимали путников, ставили перед ними вдоволь мяса, каши, кумысу. Один из казахов продержал их месяц. Тансык помогал хозяину около стада, Исатай отдыхал, поправлялся. После скитаний по горам в нем осталось совсем немного жизни.
Отдохнув, он захотел поглядеть на реку Чу, на свою мазанку. А Тансыку одинаково куда ни ехать. Мазанка Исатая стояла без двери — кто-то увез или сжег. Ветер надул в нее песку до окошек, так что и войти можно было только согнувшись в три погибели.
Исатай с Тансыком посидели на этом песке, помолчали и поехали к чужим очагам, к чужим котлам. Освобождать мазанку от песка, делать дверь, чинить разбитые окна у них не хватило бы сил.
Кругом совершались большие перемены. Правителем страны сделалась пухара (беднота, черная кость). Все земли были измеряны и разделены по-новому. Не стало богачей, которые не знали счету своим пастбищам и скоту, не стало и безземельных, безлошадных батраков.
У всех было мясо, кумыс, у всех появилось желание знать, что делается на свете, все могли накормить путника, Исатая с Тансыком принимали, как гостей. Они привозили обычно хорошие вести.
Исатай ослеп. Тансык оставлял его у добросердечных людей на день, на два, больше, а сам уезжал служить Длинному уху.
— Расти скорей и женись! — говорил ему Исатай. — Я буду стеречь ребятишек.
Тансык припоминал Исатаю его же слова:
— Жене нужен дом.
— У тебя есть юрта.
— Юрта — не дом, юрта — всего одна крыша, скорлупка дома.
Часть вторая
ПАСТУХ ИНЖЕНЕРОВ
Тансык ехал, глядел в прошлое и не замечал, что творилось в степи. Но конек, хорошо знавший повадки Длинного уха, примечал все. Он заметил, что небом пролетел орел, песками проползла змея. Змея и орел не нужны были Тансыку, и конь не подал знака.
В полуденной стороне показались всадники. Конь остановился, поглядел на восток — там были такие же всадники; тогда он взвился на дыбы.
Тансык оглядел горизонт, заметил всадников и сосчитал: там двое и там двое.
Всадники бродили по степи, появлялись то на востоке, то на юге, то на западе. Тансык наблюдал за ними и не мог понять, миражи это или живые люди и кони. Степь не раз обманывала его миражами и сейчас соблазняла поехать, спросить, что за люди и что им нужно.
В третьем часу дня подул ветер, поднял песок, и всадники исчезли.
Тансык повернул коня на Курдай: он решил забраться повыше и оглядеть степь. Ему хотелось получить в свои руки какую-нибудь необыкновенную новость и сделаться для всей степи радостным вестником.
Ночью Тансык приехал на Курдай, поднялся на высокую гору и заметил в степной лощинке костер, который играл, как звезда, спустившаяся с неба.
— Где огонь, там и люди, — сказал Тансык и поехал на костер.
У костра сидели люди, их было двое. Два коня паслись у соседней речки.