— Дураки!
— У тебя все дураки. — Бригадир усмехнулся.
— Скоро будут умные…
— Когда же и с чего это вдруг поумнеют?
— Сбегают и станут умные. Обратно придут, как я.
— Все придут?
— Много. У кого нет табуна, аула, все придут.
— Видите, — бригадир обратился к Елкину, — горевать не стоит. Скоро у нас будет до черта умников, и все пойдет по маслу. А с ним не вредно поговорить. Может, и в самом деле каждому надо убежать хоть разок?! Скажи: умнеют все после первого побега или другому разов пять требуется убежать?
— Не знаю. Я сразу стал умным.
Бригадир расхохотался:
— Здорово, знать, тебя приняли в степи!
Тансык отогрелся и ушел к Исатаю порадоваться, сказать ему спасибо за совет.
— Как вы думаете, удержится? — спросил бригадира Елкин.
— Наверняка, самым явным образом.
— А я сомневаюсь. У всех у них — этот не хуже и не лучше — столько ошибочных взглядов и предвзятых мнений, что надо убеждать и убеждать…
— Ну, само собой, растолковать надо и применить к ним правильное отношение, — согласился бригадир. — И в том, что умнеют после побегов, есть правда, есть! В аулах скорей всего бедность, нужда, а у нас кое-какие удобства; против аула, может, совсем хорошо. Убежит и увидит. Прямо хоть нарочно устраивай побеги.
Тансык был несказанно рад. Он передал Исатаю весь разговор с бригадиром и несколько раз похвалил его:
— Вот — хороший человек!
Потом начал агитировать казахов, живших в юрте:
— Держитесь за дорогу. Теперь самый приятный человек, который был на дороге. Кто ничего не знает про дорогу, тому не радуются, того не хотят угощать. Когда я бегал и ничего не мог сказать про дорогу, меня Аукатым выгнал из дому. Теперь он примет, зарежет барана и посадит выше всех гостей.
В тот вечер многие из казахов, думавшие убегать, переменили свое решение.
Тансыка приняли на работу. Инженер Дедов, который заносил его в ведомость на довольствие, предупредил:
— Еще раз убежишь — не являйся! И теперь зря приняли — поблажка.
Коня Тансык продал конторе и свел на конный двор. Часть денег он положил на книжку, часть израсходовал на Исатая, купил ему новый тулуп. Он не скупился потому, что хотел работать без лени и уверток. А хорошая работа, он знал, давала и хорошие деньги.
…С малых лет Николай Иванович Борискин работал по мастерским и заводам в Ленинграде, Мурманске, на Урале.
В его руках перебывало несметное множество всяких вещей, материалов, и теперь он всякую вещь берет спокойно, знает ее назначение. У него удивительные руки, они ни перед чем не опускаются. Корявые, большие, подкрашенные мазутом, прямо грабли, они бережно и ловко справляются со всяким самым тонким механизмом. Николай Иванович достаточно побывал в сложных, трудных положениях. Теперь ходит спокойно, уверенно, у него великое умение выпутываться. На всей земле он какой-то свой, домашний человек, нет у него растерянности и удивления перед новыми местами и людьми. Жил будто человек везде, со всеми, все попробовал своими руками и знает, что все подчинено рукам человека. У него большие комбинаторские способности: не хватило бензина для компрессоров — перегнул в машинах какие-то трубки, пустил на керосине; сожгли экскаваторы топливо, нечем нагонять пар — заменил его сжатым воздухом.
— У нас не Америка, где на каждом повороте мастерская, бензиновый склад, запасные части, — говорит Борискин. — И не комбинируй мы, завязли бы здесь со своими машинами.
В рабочем способность комбинировать, умение проволочкой, жестянкой заменить часто нежнейшую часть в машине Борискин ценит очень высоко.
— При наших порядках, когда в пески, в пустыню везут американские машины без запасных частей, такому рабочему цены нет.
Если б ежедневное изобретательство Борискина, которое он называет комбинированием, направить в одну точку, техника безусловно получила бы что-нибудь новое. Но Борискин не думает об этом; он исправляет текущие поломы, устраняет заминки, наставляет и учит неопытных; каждую минуту подталкивает жизнь и работу. Трудно сказать, что почетней: быть ли Эдисоном или маленьким толкачом, бригадиром, но бесспорно одно — необходимы и Эдисоны и бригадиры.
Часть третья
МАШИНИСТ
Борискин поставил Тансыка на выемку чернорабочим. Всего казахов работало человек пятьдесят; они разгружали вагонетки с породой и лопатами разравнивали породу по насыпи. Четыре часа до обеда, четыре часа после обеда.
Выемка узким коридором рассекала горный кряж. Она жила шумно и разнообразно. В самой голове стояли три компрессора. Для них были устроены камышитовые избушки, которые отапливались несравненно лучше, чем бараки и юрты рабочих, чем даже контора. Компрессоры гудели, рычали, лязгали железом. От них по скалам и утесам тянулись шланги, сетью оплетая горный кряж. По шлангам компрессоры подавали сжатый воздух в бурильные молотки.