— Теперь я не обижаюсь, раньше обидно было. Теперь у казахов есть машинисты.
— Не гордись больно-то: машинист — невесть какой герой. — Не горжусь — радуюсь.
Тансык радовался без конца и главным образом не тому, что сам сделался машинистом, а тому, что доказана способность казахов к усвоению технических знаний.
— Ты и в самом деле можешь управлять компрессором? — спросил Борискин. — Пробовал или только в бумажке это написано.
Тансык схватил бригадира за рукав:
— Пойдем, давай машину!
— Ну, ну, будет время, узнаю.
— Ты дай мне машину, Урбана сделай моим помощником.
Борискин сделал пробу всем новичкам. Мастерами они оказались не первой руки, но доверить машины им было можно.
Тансык хорошо знал практическую сторону дела, но в теории путался, как в сетях. Борискин указал ему на этот изъян.
— Построим дорогу, непременно доучись. Настоящий машинист должен знать теорию — отчего и почему.
По ущелью шла разведывательная работа, окончательно не было выбрано направление дороги. Компрессоры не работали, ждали своей очереди, и Тансыку дали отпуск на две недели.
Он подумал-подумал и решил съездить к Аукатыму. В ближайшем ауле нанял коня, в кооперативе купил пять метров яркого ситца, папирос, консервов.
Женщины доили кобылиц. Сам Аукатым отгонял жеребят, которые лезли к кобылицам и мешали женщинам. Он хватал их за шеи и ладонью хлопал по бокам. Жеребята испуганно отбегали в сторону.
В степи показалась черная тень всадника. Она была длиной в несколько километров и двигалась к юртам Аукатыма, поматывала головой, покачивалась, неторопливо переступала ногами.
Аукатым поглядел на тень и сказал жене:
— Будет гость. Всадник едет издалека, у него устал конь, и он будет ночевать. Разведи костер!
Жена бросила дойку и разложила костер. Аукатым принес из юрты мешочек с рисом, ножку баранины, кусок курдючного сала и начал готовить плов.
Он стоял на коленях, перед ним лежала деревянная доска. Широким острым ножом изрубил сало на маленькие кубики и бросил в прокаленный казан. Сало зашипело, Аукатым оставил его топиться и кипеть, сам принялся рубить баранину и лук.
Подъехал Тансык. Он был в городской одежде и курил трубку.
— Добрый вечер! — сказал он. — Здорова ли твоя семья?
— Здорова, — ответил Аукатым.
— Здоровы ли твои табуны?
— Здоровы.
— Здоров ли твой лучший конь Зымрык?
— Здоров. Иди в юрту!
Всадник соскочил на землю, повод накинул на луку седла и вместе с хозяином вошел в юрту.
Хозяйка развернула для гостя новую кошму, а хозяин подал домбру. Гость отдыхал в полутемной юрте, наигрывал и тихонько напевал. Через выход он видел костер, около него — Аукатыма, кобылиц, жеребят. Видел, как свертывалась заря, темнело небо и выбегали на него белые звезды. Сын Аукатыма заседлал коня и уехал в степь. Подоили кобылиц, приготовили плов, в юрте зажгли лампу. Аукатым притащил казан с пловом и сабу кумыса.
Приехал сын, с ним на нескольких лошадях гости; они заполнили всю юрту. Хозяин угостил всех пловом, потом налил круговой ковш кумысом.
— Тансык, расскажи про дорогу, — попросил он. — Я слышал от Длинного уха, что ты стал машинистом.
Тансык закурил трубку, развалился на кошме и начал рассказывать, как взрывают горы, строят мосты, в камень загоняют машинами железные палки — буры. Про бригадира Борискина, про Урбана, про орошение песков. У него были богатые новости.
Гости удивлялись, вскрикивали, хлопали руками.
Хозяин открыл юрту. Всходило солнце. У юрты толпились кобылицы: они ждали, чтобы освободили им вымя.
Гости начали собираться домой. Тансык развернул подарки. Хозяину он отдал ситец, гостям — кому пачку папирос, кому банку консервов. Аукатым собирался на джейляу, но отложил отъезд: он хотел дослушать все, что знал Тансык.
Гости и слушатели приезжали постоянно. У юрт Аукатыма день и ночь стоял табун заседланных коней. В казане на костре, не переставая, шипел плов. Утомившись, Тансык выезжал в степь отдыхать. Аукатым седлал для него Зымрыка.
Тансык пробыл неделю и вернулся на работу. Пастух через несколько дней пригнал ему тридцать баранов: это слушатели посылали их Тансыку в подарок. Тансык на поездку и подарки израсходовал тридцать рублей, баранов же продал за двести пятьдесят. Борискин по этому поводу много смеялся:
— Зачем тебе работать, езди по гостям — выгоднее. Возьми меня в аул. Если уж машинист выручил двести рублей с лишком, то я, бригадир, выручу все пятьсот.
Тансык немножко стыдился и оправдывался: