– Надевай вот. – Инспектор указал на сверток с одеждой рядом с собой.
Джек с опаской на него покосился.
– Зачем это? – буркнул он. – Не стану я ничего надевать... Не мое это.
Инспектор Ридли поднял взгляд от бумаг и сурово на него посмотрел.
– А на аудиенцию к Риверстоунам вот в этом пойдешь? – спросил, указав на его залатанную рубашку, посеревшую после многочисленных стирок.
– К Риверстоунам, сэр? – поразился Джек. – Так я вроде как... А зачем? – растерялся он.
– Затем, глупый мальчишка, что мисс Блэкни выразила желание самолично отблагодарить тебя за спасение своей жизни... – Тон инспектора красноречиво подразумевал, что сам он отнюдь не считал Джека героем, о чем уже и сказал еще в прошлую встречу
Джек, растерявший все навыки связной речи, замявшись, кое-как выдал:
– Так я как бы и не... это же вы... прямо в сердце... из окна...
– А то я не знаю! – хмыкнул Ридли с насмешкой. – Только мисс Блэкни считает иначе, а ей, видишь ли, видней. Так что брысь переодеваться, да поживее! Высокие господа ждать не любят. – С такими словами он снова углубился в бумаги, давая Джеку возможность переодеться в относительном уединении.
Испытывая мучительную неловкость, тот стянул свои вещи и облачился в обновку. Воротничок новой рубашки, нещадно впивавшийся в шею, пришлось оттянуть двумя пальцами… Ботинки давили. Его как будто зажало в тисках, как несчастный грецкий орех.
– Что ж, вполне сносно, – констатировал Ридли, проведя беглый осмотр. – Только палец-то убери, чай не божий одуванчик – перетерпится.
Джек, всем своим видом изображая мученическую покорность судьбе, послушно опустил руки вдоль тела.
– Вот и славно, малец, – подбодрил инспектор, направляясь к дверям. – Теперь хоть в Сент-Джеймс на прием к королеве.
Так королева его и ждала! Вздохнув, Джек поплелся следом за ним…
У знакомого дома на Гросвенор-сквер всё осталось, как было, только с дверей исчез черный венок, и Джек, отметив эту деталь, ощутил, как безумно заухало сердце. И дышать стало трудно… Даже в глазах потемнело.
Думал ли он, отираясь у этого дома, что однажды войдет в его двери как гость?
Воротник новой рубашки враз стал в три раза уже, ладони вспотели, в ушах зашумело, как при сильном отливе... Вот бы дать дёру до самого Бентал Грин – и поминай, как звали.
Инспектор Ридли, как будто прочитав его мысли, упреждающе шикнул:
– Даже не вздумай. Тебе оказана высокая честь, прими ее, как полагается.
Как именно полагалось ее принимать, Джек знал так же мало, как знает воспитанная девица о нравах трущоб Ист-Энда, но он всё-таки выпрямил спину и перестал шаркать ногами. Казалось, на каждой кандалы весом в стоун…
– Добро пожаловать, сэр. Леди Риверстоун и ее дочь ожидают вас в Малой гостиной, – поприветствовал их представительный дворецкий в ливрее с золочеными галунами. – Прошу следовать за мной. – И он повел Ридли и Джека через холл, выложенный черно-белыми плитками к мраморной лестнице с позолоченными перилами.
Джек вертел головой, ошалев от обилия картин и зеркал на стенах в красивых, внушительных рамах, от серебряных канделябров, мягких персидских ковров и вазонов с живыми цветами, наполнявших внутренность дома приятным благоуханием, непривычным для обоняния паренька.
Он даже рот приоткрыл, не в силах перестать пялиться и придать лицу толику официоза, полагающегося при знакомстве с настоящей графской семьей. К счастью, инспектор Ридли, казалось, ничуть окружающим не впечатленный (должно быть, ему не впервой бывать в доме в Мейфере), у двери гостиной ущипнул Джека за руку, и тем самым вернул его на землю с небес.
Джек охнул, скривившись, и потер занывшее место. И едва успел одарить мучителя колким взглядом, как дверь распахнулась, и дворецкий пафосно провозгласил:
– Инспектор Ридли и… – он запнулся, сообразив вдруг, что не знает имени Джека.
– Джек Огден, – услужливо подсказал мистер Ридли.
– … и Джек Огден, миледи, – заключил тот, пропуская обоих в гостиную.
Миледи Риверстоун и ее дочь сидели у чайного столика в окружении мягких подушек, тонкого мейсенского фарфора и вороха собственных юбок, разложенных аккуратно, как на картине. Джек отметил, что девушка мало походила на мать, вот хотя бы дружелюбной улыбкой, с которой глядела на посетителей. Леди Риверстоун, в отличие от нее, поджала губы так сильно, словно невольно их проглотила… И в глазах ее не было света. И, конечно, она не была даже в половину настолько красива, как ее дочь: при взгляде на мисс Блэкни у Джека екало сердце.