— Застит свет, как черная туча! Будто он тут хозяин этого окошка. Только и знает барина из себя корчить. Барин и есть. Чего такому портняге не хватает? В тепле насидится, сытным-сытно накушается. Есть ли, нет ли у хозяев для себя, а портному самое лучшее подавай. Да только, видно, не в коня корм: худой, как щепка, по тонкому насту шагает там, где петух вязнет.
Если Букстынь слышал что-нибудь нелестное на свой счет, он обычно втягивал щеки так, что казалось, будто они прилипли к зубам, а бородку задирал.
— Щ-щепка!.. — защелкал он, как скворец при виде кошки. — Коли нутро не принимает! Когда дома живешь, еще туда-сюда, а как пойдешь к людям шить, так хоть пропадай. — Он нежно и заботливо погладил себя по животу, точно мать свое дитя в зыбке. — В три погибели скрутит.
— Как же, — вмешалась старостиха, — у самого-то селедочный хвост на обед, а за чужим столом не ведает, чем бы еще утробу набить.
— Да много ли набьешь, когда одним салом потчуют!
Вирпулиха засмеялась во все горло:
— Соседушки! Ну и барин выискался! Где же зимою молочного наберешься?
Ципслиня, делая всевозможные знаки, старалась подбодрить Букстыня, чтоб не падал духом и не давал себя в обиду, но разозленный портной даже не смотрел в ее сторону.
— Совсем никудышные дела нынешней зимой, заработков нету. А уж если и случится подработать, так все уходит на разные безделки. То на Михайлов день колечко на рынке купил, пятнадцать копеек отдал, то на рождество бусы — двадцать копеек, — много ли этак денег скопишь?
Невеста подскочила, как разъяренная ласка, и бросилась на жениха.
— Ага, так, значит, это для тебя безделка?! — завизжала она, размахивая кулачками. — А ну-ка, повтори!
— Нет, нет, что ты! — залепетал Букстынь. — Зачем же так сердиться по пустякам?
Он взял Ципслиню за худые локотки и стал успокаивать. О чем они ворковали в уголке, кумушкам никак не удавалось расслышать, как ни тянули шеи.
Тем временем Букис нахлебался щей, встал из-за стола и потуже стянул пояс. У него снова появились голос и осанка, подобающие старосте и заступнику сирот.
— Ешка! А ну отвечай, по какой причине едешь сегодня, коли велено было вчера?
— Вчера надо было кобылу подковать.
— Нынче можно и не подковывать, по насту не скользко.
Тут все сразу увидели, что малец — сущий строптивец, не проявляющий ни малейшего почтения к своему опекуну и защитнику.
— Ишь, умник нашелся! — заявил он старосте. — А как ты переедешь через Круглое озеро? Его снегом-то чуть припорошило. А по дамбе, что по ту сторону Ведьминой корчмы? Ее же всю ветром обдувает и льдом покрыло. Пусть, значит, моя кобылка падает и морду расшибает?
— На неподкованной никак нельзя! — поддержала сына Ципслиха.
Букис сменил гнев на милость:
— Ну-ну, ладно уж, ладно. Коли подковали, так теперь садись в сани да поезжай.
Ешка шагнул вперед и засунул руки в карманы.
— А ты суленые полпуры овса принес?
Сулить-то папаша Букис и впрямь сулил, да теперь норовил отвертеться:
— На что тебе овес, коли есть сена мешок? У овса нынешний год шелуха крепкая, кобыла-то старая, ей не по зубам. Да и перекармливать не след, а то отяжелеет, рысью не пробежит.
— Это, может, твои вороные. А наша кобыла чем тяжелее, тем крепче. Без овса не поедем, так и знай.
Староста вздумал было препираться, но женщины вступились за Ешку, а громче всех Таукиха:
— Без овса никак нельзя! Давай неси скорей, а то поздно будет, вон уж солнце из-за елок показывается.
Она не без умысла старалась заговорить Ешке зубы, чтобы он позабыл про остальное, но паренька не проведешь, он так и шпарил дальше как по писаному:
— Ты, гляди, сама не опоздай! А где пол-окорока, что ты посулила? Да полкаравая хлеба от мамаши Букис? Чтоб всё доставили, как было уговорено, а не то мы с Андром и с места не двинемся.
Посулившие все это добро начали было торговаться, но Андр решительно поддержал товарища. Если с одним упрямцем не справиться, где уж тут уломать двоих? Букис с женой, а за ними и Таукиха, ворча, отправились за обещанным. Ешка занялся упряжью, кое-что еще надо было подправить. Рагиха проверяла, ладно ли Андр снарядился в дорогу да крепко ли завязал чуни; Ципслиня, и Букстынь все о чем-то шушукались. Вирпулиха и пряха ухмылялись, глядя, как невеста ластится к женишку, а тот все дуется.