Портной пригрелся у огня и, несмотря на все страхи, вскоре стал клевать носом, то и дело до самого льда клонилась и петушиная голова с красным клювом. Черная завеса вокруг костра была все время в движении; стоило поярче вспыхнуть огню, как она мигом отступала, но тут же вновь норовила придвинуться как можно ближе.
Подняв воротник, поджав ноги под полушубок, дремал Ешка, приткнувшись к Андру. Это был не сон, не явь, а, быть может, и то и другое разом. Перед глазами все время вставали то по отдельности, то вперемешку картины из рассказов Букстыня о Круглом озере, а к ним прибавлялись жуткие призраки из других преданий, невольно хранимые памятью. Словно овсяная полова из мешка, вздымались они клубящимся облаком, вились, и нельзя было ни укрыться от них, ни отогнать их. Ладно, что Андр свернулся под боком, а в пяти шагах лежит Букстынь и слышно, как потрескивают в костре поленья, как над головой жует лошадь и порою обдает его теплым дыханием, душисто пахнущим таволгой и клевером.
Где-то неумолчно шипело, с присвистом, прерывисто, словно вырываясь из гигантской пасти какого-то чудовища. Ешка тщетно твердил себе, что это всего-навсего ветер, точь-в-точь такой же, как в лесу, но сам себе не верил. Чем крепче прижимался он ухом сквозь поднятый ворот полушубка к вязьям дровен, тем явственней слышал, как шипит и трещит где-то тут, подо льдом, в глубинах Круглого озера. Но вот наконец шипение и присвист затихли где-то далеко-далеко, там, где исчезли и страх и опасность, и только что-то таинственно, мягко шелестело.
Вдруг все разом вскинулись и сели. Грянул страшный взрыв, точно у целой тысячи гигантских лягушек разом лопнули под глазами все пузыри. Треск и звон, отдаляясь, понемногу затихали. Даже лошадь припала на все четыре ноги, отфыркнулась, сердито повела ушами и потом, слегка помедлив, снова сунула морду в мешок с сеном. Брови у Букстыня оттаяли, но лицо стало белое, как мука, а глаза круглые, как у плотвы, рыжеватая бородка так и тряслась. А грохот, будто испугавшись не то огня, не то фырканья кобылы, откатился и замер вдали. Ешка и Андр перевели дух и стали вглядываться в темень, но там ничего не было видно, а шипение стало еще более жутким и злобным, словно тот, кто издавал его, разгневался за то, что ему помешали. Букстынь опять взглянул на пареньков, и взор его красноречиво выражал то, что не в силах был вымолвить рот: «Ну, что я говорил?!»
Потом он собрался с духом, лег и повернулся лицом к костру. На этот раз спина его выражала: «Что ж, погибать так погибать!» Ну, коли портной так расхрабрился, то паренькам и подавно не к лицу выказывать страх и, как дурням, пялить глаза в темень. Ешка и Андр улеглись, свернувшись клубком, и только крепче прижались друг к другу.
Костер понемногу догорел и потух, но зато и густая тьма как бы поредела, сквозь черную завесу уже проглядывала серо-сизая мгла. Неподалеку из мрака выплыла не то гора, не то вал или огромный сугроб. Шипение стихло, а откуда-то совсем с другой стороны хлынула сырая прохлада. Спящие ничего не чувствовали, не услышали даже, как привязанная за повод лошадь дернула дровни, потом стала обнюхивать лед и бить по нему копытом, отпихнув наполовину опустевший мешок.
Но вдруг пареньки снова подскочили: Букстынь вопил диким голосом и корчился так, будто кто-то драл его острыми когтями. Где-то рядом с треском ломался лед, плескалась вода. Откинувшись, опираясь на локти, портной отчаянно болтал в воздухе ногами, а вся задняя часть его тела куда-то погрузилась и исчезла.
— Букстынь, да ты утонешь! — крикнул Андр и бросился на помощь.
Тут мигом подскочил и Ешка. Он заметил, что рядом в воде плавают и, шипя, гаснут обгоревшие головешки.
— Букстынь, да ты обгоришь!
Но портной не сгорел и не потонул. Андр ухватил его за шиворот и вытащил на лед — для такого крепыша это оказалось сущим пустяком. Букстынь с минуту лежал бревном, видно ожидая, что же будет: сожрет его чудище или не сожрет, а может, и не чуя с перепугу, жив он или уже помер. Тем временем Ешка оглядел место злополучного происшествия и ухмыльнулся:
— Глянь-ка, Андр, отчего это с ним приключилось. Во льду от костра протаяла дырка, портной туда провалился. А ну-ка, посмотрим, какая там глубина.