Ешка подробно рассказал о делах в Замшелом и о том, почему им велено было ехать за медведем. Букстынь основательно переиначил его рассказ об их злоключениях, не дав пареньку поведать о некоторых событиях на Круглом озере и в Ведьминой корчме, вспоминать которые портному, как видно, было не слишком приятно. Раг посадил сына рядом с собой и стал шепотом выспрашивать о домашних делах. Он даже вздрогнул, когда Ешка завопил во всю глотку, будто дурной:
— Мужики! В Замшелом житья не стало! Снег выше заборов — ни войти, ни выйти. Всё до последней хворостинки пожгли. Колья из изгородей рубят, чтобы хоть кое-как хлеба испечь. Колодцы позамело, а если в каком и останется капелька воды, то Букис повычерпает на пиво. Сено из стогов не вытащить, скотина мрет с голоду. Крысы и мыши людей готовы живьем загрызть, вороньё обваливает трубы, проламывает крыши, сороки из рук хлеб рвут, воробьи у хозяек лукошки с мукой выбивают. Бабы день-деньской бранятся, везде и повсюду разлад и всяческие напасти. А я вот что скажу, да и Андр тоже: насчет медведя — все сущая чепуха. Зазря кобылу загоним и сами замучаемся. Мужики, ступайте домой!
Ешка снова уселся на пенек и по очереди оглядел всех. Замшельские мужики переглянулись; один скреб в затылке, другой топорщил усы. Раг чуть отодвинулся от сына и, снова нащупав в кармане бумажку и карандаш, промолвил:
— Оно, конечно, вроде бы надо ехать. Так-то так. Однако ж, с другой стороны, опять же оно как? Деньги за последние работы еще в имении, неужто им пропадать?
— Нет, этого никак нельзя, — подтвердил Вирпулис. — А с другой стороны, как сам говоришь, оно бы вроде можно: лошадь и сани у нас теперь есть, что ж в этакую даль пешком переть?
Тут Букстынь вскочил на ноги и замахал руками:
— Об этом и не думайте! Ешка же сказал ясно: ступайте домой, а не поезжайте. Это же кобыла, да и то разве что по названию. Она и троих-то на взгорок не потянет.
Что угодно, но хулу на свою лошадь Ешка стерпеть не смог: он так щелкнул кнутом, что только снег столбом взвился.
— Ах ты такой-сякой! А сам ты у взгорка не сподобишься вылезти да чуток ноги поразмять!
— Ну полно, полно, — успокаивал его Плаукис, во все стороны вытягивая свою длинную шею в надежде увидеть то, чего он долго и томительно ждал. — Можно и так и этак: и пешком и на лошади, уж как придется… Но вот меня, к примеру, девчонка домой ждет не дождется.
— У твоей Мице чесотка, — сообщил Андр.
Тут Плаукис не на шутку встревожился:
— Как! В эту зиму опять?
— В точности, как и в прошлую. Ночью приходится руки полотенцем связывать, чтобы во сне глаза не выцарапала.
— Хм! Ну, это бабская забота, — проворчал Плаукис. — Мужикам лучше держаться подальше.
Таукис пригнулся и шепнул Ешке в самое ухо:
— А Букис-то свежего пивка наварил?
— Никакого нету, ни старого, ни свежего, — отвечал Ешка, поворачиваясь то одним боком к костру, то другим. — Оно у него не бродит. А коли бродит, то скисает. А коли не скисает, то крысы в чан валятся.
— Как же так? — встревожился Таукис. — Неужто в Замшелом все кошки перевелись?
— Те, что остались, под кровати попрятались, не смеют и носа показать: крысы с доброго поросенка. Как свиньям корм задавать — только и держи метлу наготове.
— Да… Вот они какие дела, — пробурчал Раг. — В таком случае, отправку домой надо как следует обмозговать.
Тем временем Плаукис все рыскал возле дровней; Ешка, приподнявшись, вытянул шею, наблюдая за ним. Вирпулис вдруг вскочил с сугроба, в котором высидел основательную вмятину, дважды ткнул своим вертелом в котелок и вытащил все совсем мягкие картофелины.
— Мужики! — крикнул он, и усы его задергались так, будто чьи-то цепкие пальцы рвали их с обеих сторон. — Картошка сварилась! Собирайтесь!
Куда ловчее жены он слил воду на снег, поставил котелок на горячие угли, потряхивая, подсушил и наконец с гордым видом водрузил на пень. От горячей картошки шел пар, разнося вокруг знакомый заманчивый запах. Тут воротился и Плаукис; в одной руке он держал котомку, в которой хранился туес с творогом и толченой коноплей и полковриги хлеба, в другой, высоко поднятой, красовался Таукихин окорок.
Замшельские мужики мигом воспрянули духом.
— Ветчинка стоящая! — радовался Вирпулис. — А то одну картошку уже нутро не принимает.
— И хлебца ржаного с картошкой тоже неплохо отведать… — И Плаукис подбросил ковригу в воздух.
Таукис открыл туес и понюхал:
— Малость заплесневел, но с горячей картошкой в самый раз.
Трое посланцев уставились на односельчан, а потом и друг на друга: неужто они приехали сюда лесорубов ублажать?